– А я уже так кого-то убил.
И отстранился, ожидая результата. Минуту ничего не происходило, а потом я почувствовал, что нажим острия ее ножа на моей груди ослабевает. Это могло мне только показаться, но в ответ и я на долю миллиметра отодвинул свой нож. Опять ничего и вдруг – я уже не чувствую холода на груди. Сдалась. И я убрал руку. В ее глазах что-то изменилось, будто она проснулась, что-то сверкнуло, может, даже нежность: она встала на цыпочки и поцеловала меня в уголок рта, а потом в губы – робко и осторожно. В этом первом поцелуе была сладость проступка, запах трав и молока и тайная мысль, что невинность не в соблюдении запретов, а в том, что запреты нас не касаются. Потому что мы – избранные. Мы целовались все жарче, а люди вокруг тактично отворачивались. Понимали ли они, что мы сейчас, мы оба, за пределами добра и зла? Я оторвался от ее губ, мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза. Она потянулась к моему уху.
– А я уже кого-то так целовала, – услышал я и почувствовал, как нож вонзается в мое сердце.