Стеклянная тетрадь - [29]

Он не договорил и обмяк. Безвольно из него выпустился воздух.

— Господи, образумь его душу, — проговорил Рудик.

Павел тяжело повернул непослушную голову и разлепил один глаз. При этом губы его собрались в трубочку и попытались присвистнуть. Пьяный глаз неуверенно подмигнул, но сделал это лишь наполовину: веко опустилось, а подняться не смогло.

— Папа… — укоризненно выдавил из себя Павел и умолк.

— Бедняга, — посочувствовал добрый Рудик и напрягся, дабы не уронить обмякшего окончательно приятеля. Кадола поддерживал его с другой стороны и старался не вылезать из–под зонта, но это плохо у него получалось.

— Слушай, — выпрямился вдруг Кадола и непонимающе огляделся, — а тебе не кажется, что дождь как бы уже не идёт?

Рудик вытаращил глаза и уставился перед собой. Дождь не шёл. То есть казалось, что он продолжал лить, что он не прекращался, но на самом деле воздух был наполнен беззвучным миражом ливня.

— Словно кто–то кино показывает, правда? — Кадола опустил зонт и поднял лицо к чёрному небу. — Папа, дождя нет. Нам только мерещится вода, когда на деле воздух совершенно чист. Или я ни фига не понимаю в дожде.

— Пить надо меньше, — донеслось из–под низко склонённой головы Павла.

— Дрыхни, алкаш, дрыхни, — Кадола сощурил глаза и вновь повертел головой. — Но ощущение такое, что я вижу дождь.

— И я вижу, — согласился Рудик. — А это не горячка у нас? Впрочем, если белая горячка, то у Паши. Но он не видит вообще ничего, поэтому её видим за него мы (его верные друзья)… И всё–таки дождь был наяву, потому что мы промокли насквозь.

— Слушай, Папа, а куда мы припёрлись? Что это за место? — Кадола дёрнул щекой и неожиданно выронил разомлевшего Павла. Тот весь смялся на земле, чуть было не утянув за собой Рудика.

— Боже, — Рудик растерянно ощупал рукой под собой и обнаружил траву, — а где же город? Куда мы пришли, что тут даже приличной дороги не проложили?

— И я про то же, старик. Ты на дома взгляни, на окна. Они ведь точно, как этот дождь, вроде бы есть, но их нет. Прозрачные. Настоящие миражи. Призраки.

— Нечистая попутала, — зашептал торопливо Рудик.

Павел издал внезапный, похожий на выстрел, короткий храп и затих, поджав колени. Кадола присел возле него на корточки и легонько похлопал по нему ладонью, как обычно успокаивают волнующегося щенка.

— Папа, ведь ни домов, ни улицы, ни площади нет…

Воздух лениво насыщался туманом. Кажущийся дождь полностью исчез, но многоэтажные громадные стены в тысячи светящихся окон всё ещё виднелись, хотя сделались окончательно прозрачными. Через окна проглядывались другие огни, которые не могли быть освещёнными комнатами, потому что они казались живыми, совершенно самостоятельными, как роящиеся светлячки.

— Приплыли.

— Куда? — едва слышно спросил Рудик, и по его голосу Кадола понял, что приятеля охватила сильная дрожь.

Кадола не ответил. Он чувствовал, как похолодели кончики его пальцев. Не отрывая глаз от шевелящихся далёких огней, он сильно стукнул спящего Павла.

— Засунь свою белую горячку себе в задницу, — прошипел Кадола, но Паша только брыкнул ногой, за что тут же получил звонкую оплеуху. Выражение его лица не различалось в темноте, но белки разлепившихся глаз слегка блеснули, и Кадола загудел ему в самое ухо. — Эй, кобель нализавшийся, взбодрись немедленно. У нас массовый психоз из–за давешней попойки. Ну–ка вскарабкайся на четвереньки немедленно. Ты способен смотреть или как? Что ты видишь?

Павел сделал отчаянное усилие и сел.

— Огоньки… — произнёс он и после этого слова смолк. Его подбородок улёгся на грудь.

— Господи! — вскрикнул Рудик, когда окна домов окончательно пропали. Теперь вокруг лежала утонувшая в безлунной ночи неизвестная местность, в чёрной глубине которой копошилось множество огоньков.

— Это факелы, — сообщил изменившимся голосом Кадола.

— Что? — оторопел Рудик. — Но откуда? Силы небесные, смилуйтесь. Это что же такое происходит?.. Это, Кадола, за грехи нам наказание послано.

Сухой ночной воздух мягко качнулся тёплым ветром и окатил растерянных людей звуком песни.

— Жеребец, вставай. Трогаем, — принялся расталкивать Павла Кадола.

— Куда? — забеспокоился Рудик.

— Выбор у нас не слишком богатый, — процедил сквозь зубы Кадола, — я лично иду к тем кострам. А вы, если желаете, можете топать в другую сторону.

— Я с тобой.

— Тогда подхватывай под локоток дружка нашего и потащим его навстречу судьбе, — Кадола крякнул и перебросил одну руку отяжелевшего Павла через свою шею.

Плавающие огни факелов медленно приближались, пространство наполнялось льющейся песней и отдельными голосами.

Один раз Рудик упал, оступившись, и наткнулся на что–то мягкое и мокрое. Трясущимися руками он ощупал предмет и к ужасу своему понял, что это человек. Он лежал неподвижно, уткнув лицо в землю. В спине его застряло что–то твёрдое.

— Кадола, — затрясся Рудик, — тут, по–моему, мертвец.

— Оставь, — отрезал тот, — всё равно темно, не разглядеть ни хрена. Поднимайся быстрее. Надо двигать дальше.

Рудик торопливо обхватил спящего Павла за пояс. Сердце его колотилось горячим комочком у самого горла. Ощущение животного страха подкралось к спине