Стеклянная клетка - [18]

— Если ты станешь звонить, я вырву шнур, — невозмутимо сказала Жужа.

— А я тебя… я убью тебя!

Долгий мелодичный смех был ему ответом.

— Ты никогда не сделаешь ничего такого, из-за чего можно оказаться в тесном контакте с милицией. Ты ведь неглупый парень. Просто ты дрянь бесхарактерная, гнида. Так что опустись на свой зад и жди!

И́ван угрюмо молчал.

— Да что ты, право, в бутылку лезешь? Что тут такого, если Шандор и поговорит с Ибике? Думаешь, от этого что-нибудь изменится?

— Сбегут они.

— Куда, недотепа?

— За границу укатят!

— Ах ты простофиля! Это Шандор-то? Который, кроме своих рандеву, ничего организовать не способен, посуду вымыть и то не сумеет? Да ведь ему чемодан документов пришлось бы с собою тащить, чтобы свои исследования там продолжить! Так что успокойся, Шандор останется, да и Ибике не покинет тебя ради того, кто в месяц две восемьсот зарабатывает, да еще на двух детей алименты должен выплачивать.

— Экая ты всегда разумная, — проворчал заправщик. — Так всегда рассчитаешь все, все вычислишь…

— А что? Я была не права?

Вернулся Шандор.

— Привет! — сказал он обоим. — Ну, наливать?

И́ван отодвинул свою чашку.

— Я пить не буду.

— Он у нас нынче не в духе, — сказала Жужа. — Оставим его в покое. Ну, будь здоров! — Они чокнулись. — Дали безо всякого?

— Конечно. Портье вынес. Я сунул ему десятку.

Шандор опять налил в два стакана. Жужа поглядела на темно-золотистую жидкость.

— Не тужи, дорогой, — улыбнулась она мужу, — не стоит того. У тебя ведь есть и другие дела.

— Есть, — согласился Шандор. — Иногда и подумать не грех, например.

— Кто ты такой? Философ? — спросила Жужа ласково. — Ты знай себе вычислениями занимайся да опыты ставь.

— Нет, Жу, иногда каждому подумать нужно, — покачал головой Шандор. — Тем, кто не философ, тоже. Ты-то вот не философ, а ведь думаешь… И за меня тоже думаешь. Да только нельзя жить так, чтобы за тебя думал кто-то другой, как бы ни было это удобно. Это ни для кого не проходит безнаказанно… Будь здорова! — Они опять чокнулись.

— Будь! — сказала Жужа. — А-ах! — Напиток обжег ей горло. — Что это ты принес?

— Кажется, бренди «Кабинет».

— Крепкая штука!.. Ну что ж, думай, дружок, если нравится. Додумай все до конца, и тогда поймешь, что никакой беды-то и нет.

— Ты, Жужа, славный человек, но мне кажется… беда есть, и немалая.

— Беда в том, что ты опять слишком расфилософствовался. Вот допьем, и езжай-ка домой, я вызову такси.

— Спасибо, я пойду пешком.

— Почему?

— У меня нет больше денег.

Жужа опустила руку в карман.

— Я дам тебе сотню.

— Это твои деньги, Жужа, и потом… я не поеду домой.

Рука Жужи замерла, так и оставшись в кармане. Она медленно подняла на мужа глаза. И́ван вскочил.

— Он позвонил ей! Я же сказал: он ей позвонит… Ведь звонил, паршивец несчастный?!

— Ибойе? Нет, не звонил. Даже в мыслях не было.

— Не ври!

Заправщик сгреб на груди двоюродного брата рубашку. Тот смотрел на него сверху вниз и видел, что на макушке у брата из-под редеющих волос просвечивает кожа. Заправщик выпятил грудь, стал на цыпочки, чтобы лица их оказались на одном уровне, — увы, напрасно. Младший брат, гибкий, мускулистый, элегантный, все равно высился над его головой.

— И́ван, да провались ты отсюда, видеть тебя не могу! — воскликнула Жужа.

— У меня больше прав быть здесь, чем у этого… этого… Если явится контролер, тебе не поздоровится!

Жужа брезгливо поморщилась. У нее не было настроения препираться.

— Выйдем на воздух! — сказала она мужу.

Они долго молча ходили взад-вперед по бетонной площадке. Светало. Жара спала, и с востока из-за домов появилась узкая серебристая полоска, пока еще совсем бледная, как будто предвещала восход луны. Но убывающий рожок луны висел на западном небосклоне, над горами. По проспекту в сторону депо прогромыхал служебный трамвай.

— Что тебе не так? — спросила Жужа.

— Пойми, Жужа, я ухожу. Ты сделала все… но я не могу жить с тобой. В этой теплице со всеми удобствами, которую ты выстроила вокруг меня, где ты управляешь даже моими мыслями, ставишь передо мною тарелку, подставляешь мне ночной горшок, подсовываешь мне женщин…

— Ну, это, пожалуй, преувеличение, — тихо вымолвила Жужа.

— Нет, не преувеличение. С Верой меня познакомила ты… потому что знала: она тебе не соперница… Я не могу так жить.

— Ах ты несчастный, да ведь, не подставь я тебе горшок, ты же обделаешься! Если на улице не оглянусь вместо тебя, ты попадешь под машину! У тебя есть все, ты можешь жить только своей работой, чего же тебе нужно?

Они остановились.

— Свободы, — сказал Шандор.

— Свободы?! О господи, романтический юнец! Ты же совсем как тот мальчишка, который бежит из дому, потому что ему велят в одиннадцать быть в постели, и поступает в Иностранный легион. Уж там-то он поймет, что такое свобода! Ты свободен, если у тебя есть деньги! Если можешь сесть в свою машину и через два часа быть там, где только пожелаешь! Свободен, если можешь расхохотаться своему начальнику в глаза, потому что не помрешь с голоду, если он тебя выставит! Свободен, если можешь взяться за ту работу, которая тебе по вкусу, если не нужно изо дня в день тянуть постылую лямку ради хлеба насущного и можно заниматься тем, что ты считаешь своим призванием… вот когда ты свободен!