Стеклодув - [20]

Пока я ел, мы обговорили с соседкой всякие хозяйственные мелочи, потом я даже помог ей повозиться на огороде, вспомнив давно забытые ощущения, и заглянул в свою старую мастерскую. Грустно мне сделалось, когда я увидел ее совсем пустой: давно остывшая печь и пыльные полки, на которых ни одной вещички не стоит, ни одного инструмента или химического препарата, ни одной книги. Нет, я должен был согласиться, что, по сравнению с нынешней мастерской моя прежняя выглядит совсем убогой, и непонятно сейчас, как я умудрялся поворачиваться в ней, и работать, и делать довольно сложные вещи. И все равно, грусть нахлынула, ведь практически вся моя жизнь принадлежала этой мастерской и этому дому.

После этого я отправился к Ирке.

Меня встретили с такой радостью, с такой сердечностью, что мне сразу стало легко. Вещи у них уже были собраны и уложены, и буквально через час мы уже выехали на озера.

А через три часа мы, в одних купальниках и плавках, уже сидели в летней шашлычной над «цивилизованной» частью озерных берегов, с купальнями и пляжами, ели отличные шашлыки и время от времени бегали окунуться. Потом мы с Иркой катались на водном велосипеде, довольно долго, почти до закрытия пункта проката лодок. Словом, запоминающийся был день, яркий такой и безоблачный.

— Вот бы каждый день был таким! — вздохнула Ирка, когда мы на пару крутили педали, причаливая к берегу.

— Таких дней у нас еще много будет, — отозвался я.

— По крайней мере, еще два, — весело хмыкнула Ирка.

Мы очень славно поужинали в летнем ресторанчике при турбазе, где еще имелись дискотека и бильярд, и Иркин папа, оказавшийся заядлым бильярдистом, дал мне начальные уроки этой игры.

У опекуна в его огромном особняке была, конечно, бильярдная — на втором этаже, ближе к левому крылу — но я бильярдом никогда не интересовался. Да и опекун, по-моему, не был им особенно увлечен. Бильярд стоял, потому что «так положено» в доме подобного ранга, потому что среди важных гостей всегда могли найтись любители поразмяться, гоняя шары.

— Бильярд — игра тонкая, — говорил Иркин папа, натирая мелом кий. Развивает и глазомер, и точность движений — все то, что стеклодуву позарез надо. Тебе не доводилось играть?

— Нет, — ответил я.

— Хорошо. Тогда, смотри…

Он начал показывать мне удары, объяснять правила. Потом я попробовал загонять шары в лузы и, надо сказать, у меня неплохо получалось. Тем временем, Иркин папа расспрашивал меня о жизни в Москве, о том, чем я занимаюсь, какие строю планы, что за человек мой опекун. Я старался отвечать в стиле опекуна — спокойно и толково, с вниманием к деталям.

Впрочем, играли мы не слишком долго. После трудного дня у меня уже начинали слипаться глаза, и я ушел спать.

На следующий день встали мы рано. Наскоро позавтракав, мы собрались и отправились к дальнему, «рыбному и дикому» берегу озера на четырехместной гребной лодке, взятой напрокат. С собой у нас было все для купания, рыболовные принадлежности Иркиного папы, большая кастрюля с шашлыком (в шашлычной не только готовый шашлык можно было получить, но и замаринованное мясо для шашлыка купить, и взять под залог кастрюлю и набор шампуров), пакет с хлебом, помидоры и всякое другое, чтобы можно было хорошо провести целый день.

Плыли мы около часа, и причалили неподалеку от устья симпатичной речушки, впадавшей в озеро. Там мы расположились над берегом, в тени, натаскали сушняка для костра, по периметру костра забили в землю четыре крепких рогатины, чтобы можно было и шампуры над костром поместить и чайник или котелок удобно подвесить, и, разведя костер, принялись нанизывать мясо на шампуры.

Пока костер разгорался, мы пару раз искупались, а Иркин папа отплыл на лодке чуть-чуть в сторону, закинул удочки и вытащил несколько рыбин. Сразу же выпотрошив их и переложив крапивой, он взял нечто вроде сачка и еще одну снасть, рукоятку с длинной леской, и пошел вдоль берега — сказал, что хочет раков поглядеть и угрей.

Пока он ходил, мы посматривали за шашлыками и купались. То есть, за шашлыками больше следила Иркина мама, а мы плескались в воде. Потом все вместе «приготовили стол» — то есть, расстелили клеенку на траве, разложили пластиковые тарелки, вилки и ножи, порезали помидоры и хлеб.

Иркин папа вернулся как раз тогда, когда шашлыки были готовы. В большом целлофановом пакете он принес раков и трех угрей.

И вот мы ели шашлыки и болтали о всякой всячине, а потом Ирка потянула меня прогуляться от берега, в лесок — поискать землянику, которая уже должна пойти — а ее родители остались у костра. Иркин папа взялся сразу закоптить угрей и из всего своего улова приготовить рыбное пиршество, а Иркина мама вызвалась ему помогать.

Мы с Иркой, побродив немного, вышли на светлую полянку в сосновом бору, где земляники и впрямь оказалось порядочно. Жаль, что она еще не вошла в полную силу, только начинает поспевать.

— Хорошо здесь! — сказал я. — Просто хочется никогда отсюда не уезжать!

— Даже на Лазурный берег? — с улыбкой спросила Ирка.

— Лазурный берег — это где-то там, в будущем, — ответил я. — Я говорю про ощущение, которое сейчас. Вот так бы и растаять в этой тишине, в этом спокойствии. Я живу в Москве в особых условиях, не слишком соприкасаюсь со всем этим мельтешением, и все равно начинаю забывать, какой тихой может быть жизнь в городках вроде нашего.