Стая Тамерлана - [51]

— Да, остается, остается, — громко ответил Заседин, — выйдешь оттуда живым — можешь идти на все четыре стороны, никто тебя не тронет.

Он выглядел самым тяжелым из пленников. Махонин тоже был здоровяком, ростом под сто девяносто, но Сафаров, несмотря на то, что был ниже, фигуру имел более широкую и смотрелся мощнее. Он вошел и твердо остановился в центре огороженного куска поляны, держась совершенно расслабленно и выпустив изрядный животик, руки оставались свешенными по бокам.

Тамерлан скрипнул калиткой и расстегнул ошейник на Шайтане.

Джафар произнес несколько непонятных слов, тут же спохватился и перевел:

— Я пожелал удачи Шайтану.

— А он в этом нуждается? — засомневался Аркадий Николаевич.

Пес, в котором почти идеально сочетались быстрота и сила, не стал тратить времени на разведку — ощетинившись и зарычав, он кинулся на соперника. Когда его лапы уже почти коснулись груди человека, а клыкам осталось несколько сантиметров до цели, Мурад, слегка отклонившись назад, послал коротким стремительным крюком левый кулак в скулу нападавшего. Шайтан перевернулся в воздухе, ударился о сетку, вскочил и затряс головой. Неудача не обескуражила его, а только разозлила, и алабай немедленно предпринял следующую атаку. Все повторилось с тем лишь отличием, что удар был нанесен справа. В этот раз на то, чтобы прийти в себя, животному понадобилось немного больше времени.

Сафаров успел снять туфли и одеть их на левую руку: получился своего рода бутерброд, состоящий из кисти руки посередине и двух башмаков — сверху и снизу, подошвами наружу.

Не помня себя от ярости, Шайтан бросился в новую атаку. Наконец-то он достал врага! Обуреваемый лютой злобой алабай мотал головой, все крепче и крепче сжимая зубы, в попытке разорвать толстые кожаные подошвы. Его противник неожиданно упал на колени и прижал всем своим весом нижнюю челюсть собаки к земле.

Несмотря на великую злобу, Шайтан разобрался, что на клыках у него не плоть человека. Он захотел отскочить и начать новую атаку, дернулся назад, пытаясь вырваться из ловушки, однако нижние клыки, глубоко вонзившиеся в кожу и придавленные немалой массой противника, не позволяли ему освободиться.

Мурад схватил врага за длинную морду и со всей силы рванул ее на себя. Раздался треск суставов, нижняя челюсть вывернулась из сочленений и осталась на месте, тогда как голова собаки развернулась к человеку. Шайтан взвыл, а Сафаров резко вывернул и потянул морду вверх. Из разорванных губ алабая брызнула кровь. Не отпуская продолжающую вырываться и истошно уже не выть, а орать собаку, Мурад громко спросил:

— Я что, должен его убить?

Ему никто не ответил, и Сафаров повторил вопрос.

— Да, ничьих здесь не бывает, — крикнул ему в ответ Джафар, и добавил тише. — Хоть он и мой враг, но я горд тем, что принадлежу к одному с ним народу. Надо же, убить Шайтана голыми руками! — И зацокал языком.

Задачу Мурада облегчил Тамерлан. Во время боя он всегда находился рядом, стоял, прильнув к решетке. Ему казалось, что и живет он по-настоящему только в эти минуты. Минуты, когда его воспитанник уничтожает еще одно из многих ненавистных ему существ. Одного из тех, что некогда отринули маленького калеку, воздвигнув между Крысенком и остальным человечеством глухую стену презрения и непонимания. Когда он убедился, что Шайтан проиграл, его глаза-индикаторы, на которые, впрочем, никто не трудился обратить внимания, померкли. Тамерлан вошел в ринг, подсунул лезвие под шею пса и прикончил его. На выходящего невредимым из квадрата смерти Сафарова все смотрели с невольным уважением.

— Ты, действительно, свободен. Можешь идти, — сказал ему подошедший со стороны начальственной ложи телохранитель.

— А можно я немного побуду здесь? — спросил Мурад.

— Ну, побудь, если хочется, — дернул плечами охранник.

* * *

Предыдущий бой вселил в душу Махонина надежду. Он довольно спокойно ждал предназначавшегося ему зверя. Им был Узбой, палевый в неровных темно-коричневых пятнах кобель. По тамерлановым канонам этот пес относился к разряду долгожителей — недавно ему минуло восемь лет. Но с годами он не стал слабее, а обретенного в битвах опыта могло хватить на троих. Ведя Узбоя без поводка, прямо за широкий брезентовый ошейник, Тамерлан низко склонился над головой пса и всю дорогу что-то нашептывал ему. Алабай шагал медленно и сосредоточенно внимал заклинаниям своего божества. Со стороны могло показаться, что тренер дает последние напутствия ученику перед серьезным испытанием.

Очутившись внутри площадки, Узбой немного постоял, разглядывая непривычно крупного противника, а затем бросился на него. Опыт, пусть не свой, появился и у Махонина. Женя встретил пса кулаком. Ему не хватило выдержки Сафарова — удар был прямым, костяшки пальцев чиркнули по клыкам, грудь алабая скользнула по руке человека с внешней стороны, и первая стычка закончилась ничем.

Этот пес не стал, подобно Шайтану, кидаться сломя голову в новую атаку. Обнажив свой белоснежный смертельный арсенал и глухо ворча, он пошел вокруг человека. Махонин, сохраняя боксерскую стойку, поворачивался за собакой, оставаясь к ней лицом, и не пытался достать ее ногами. Узбой сделал два медленных круга и неожиданно стремительно рванулся, вынуждая противника к резкому повороту. Мгновение — и пес, внезапно сменив направление на обратное, прыгнул на человека. Женя среагировал частично — его рука наотмашь ударила собаку в бок, но не помешала зубам достичь цели. На плече закраснел глубокий разрыв. Следующий наскок алабая оказался удачней — он немного, но выигрывал у человека в скорости. Вцепившегося чуть пониже уха Узбоя отнесло за спину парня, оба упали. Махонин повалился лицом вверх и тотчас попытался вскочить на ноги. Но зверь снова оказался проворнее — если бы Женя не успел защитить горло рукой, бой бы тут же и закончился.