Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга - [97]

Подобное чувство отчуждения было зафиксировано по итогам опроса, проведенного социологом профессором Майком Сэвиджем. Одна из опрашиваемых, Луиза, выросла в муниципальном доме на юге Лондона и в 14 лет не умела читать и писать. Тем не менее, став взрослой, она заседает в правлении нескольких крупных брендов индустрии красоты и зарабатывает больше четверти миллиона фунтов в год. Луиза ежедневно играла с людьми, выросшими в семьях элит. Она сообщила, что эти люди уважали ее прошлое и пройденный ею путь. И все же она «тяжело переживала изоляцию», вызванную чуждой ей «культурой неформальной болтовни на рабочем месте, когда говорят об искусстве, обмениваются смешными историями об отпусках и обсуждают школьные годы, что становится своего рода смазкой механизма деловых отношений или помогает построить доверительные отношения со старшими коллегами». Луиза сказала исследователям: «Понимаете, я не особо в этом участвую, я очень далека от этого».

Аналогичный опыт отчуждения бывает и у тех, кто перемещается между играми на культурном уровне: иммигрантам, выращенным с одним набором правил и символов, приходится жить во взрослой жизни с другим набором. Группа Сэвиджа задала свои вопросы Гите, чьи родители-индийцы приехали в Лондон из Уганды[70] и открыли в Ист-Энде газетный киоск. Гита поступила в университет и стала успешным графическим дизайнером. Она рассказала об «изматывающих попытках определить свои культурные ценности, разрываясь между идентичностью ее рабочего класса индийской родни и самоопределением британского среднего класса. Гита сообщила следующее: «Я никогда не чувствовала себя своей и при этом всегда думала, что такое происходит только со мной, понимаете? Я не верила до конца в индийскую культуру, но и в жизнь моих английских друзей не могла влиться в полной мере – они были куда свободнее меня. Поэтому я всегда плыла по течению, ныряла в различные культуры и выныривала из них и оставалась очень отстраненной, где бы ни находилась».

Снова дистанция, снова отстраненность, снова отчуждение: Луиза и Гита вполне могли заподозрить, что это способно отбросить их назад в статусной игре. Возможно, успех легче приходил к тем, кто вырос среди элит или даже в культурной среде более многочисленной нации. Это не значит, что те, с кем сталкивались девушки, проявляли к ним враждебность. Они просто играли по своим правилам, используя символы, встроенные в их мозг, вели себя как люди – единственным известным им способом. Но верно также и то, что эти игроки вступали в игры жизни с более выгодных стартовых позиций – располагая привилегиями.

Привилегии – взрывоопасное явление. Как мы уже знаем, людям свойственно испытывать раздражение в адрес тех, кто, по их ощущениям, слишком задрал нос, равно как и считать статус таких людей несправедливым и показушным. Негодование вызывает в нас желание низвергнуть их, например путем подчеркивания социальной дистанции, передразнивания, унижения, бойкота или казни. Подобный рессентимент стал движущей силой некоторых самых кровавых событий человеческой истории. Нацисты и коммунисты направляли свою ненависть на группы, статус которых воспринимался ими как незаслуженный. Они рассказывали историю о том, что эти группы захватили богатство, влияние и власть, не принадлежавшие им по праву. И что сбросить их с высоты привилегированного положения, охотясь на них и убивая, – это честная игра.

Опасность в иллюзиях. Те, кто стоит выше нас, могли забраться туда благодаря упорному труду и способностям, а могли – и в результате интриг и доминирования. Наиболее вероятно, что они использовали все существующие стратегии. Как бы то ни было на самом деле, мы склонны верить в сочиненные мозгом басни, согласно которым эти люди – просто мошенники, чем и объясняется их столь очевидное процветание. В чем именно это процветание проявляется, зависит от игры, в которую мы играем: они могут быть богаче нас, их игры могут быть более уважаемы обществом, их сакральные убеждения могут быть более влиятельны и часто побеждать наши. Но как бы мы ни измеряли статус, ощущение, что эти самодовольные крысы покушаются на наши призы в игре, легко может стать для нас наваждением. Воины, притягивающие внимание подобными историями, сами могут добиться значительного повышения ранга. Они устраивают погоню за статусом, очередную «золотую лихорадку» из-за статуса, обвиняя во всем чертовых иммигрантов, чертовых белых, чертовых мужчин, чертовых женщин, чертовых миллениалов, чертовых бумеров…

Каждый раз, когда вы слышите такие рассуждения, вам пытаются продать упрощенное представление о реальности, полной неразрешимых проблем. Возьмем расовый вопрос. Действительно, существуют привилегии белого человека. Но правда и то, что среди этнических групп Великобритании больше всего зарабатывают не белые, а китайцы и индийцы. Доход китайцев на 30 % больше, чем их белых коллег. 69 % учеников государственных школ Великобритании китайского происхождения поступают в университеты, как и 50 % учеников из Азии и 44 % чернокожих студентов. Кто же внизу? Белые; у них этот показатель равен 30 %. Аналогично в США самой успешной демографической группой с точки зрения доходов являются не белые, а выходцы из Азии. Тем не менее расизм реально существует, и проблема эта требует самого пристального внимания. Просто, если наблюдать за реальным миром, он часто оказывается более противоречивым, чем предложенная воинами картина.