Статьи из журнала «Компания» - [33]

Им невдомек, что наш способ обращения со своей землей и своими талантливыми людьми — оптимальный. Ибо если наши власти, с их уровнем и привычками, займутся чем-нибудь всерьез — то, чем они займутся, немедленно исчезнет. Как доступное жилье в ходе реализации нацпроекта «Доступное жилье». Наш способ сохранения территорий и развития культуры — отойти от всего этого как можно дальше и наблюдать издали. Целее будет. Это, конечно, самый удобный способ. Но смотреть на все это со стороны очень грустно.

18 августа 2006 года

№ 426, 21 августа 2006 года

Выдуманные страны

Я любил Советский Союз за то, что он был страной умышленной, умозрительной. Не зря братья Стругацкие собирались превращать трилогию о Каммерере в тетралогию, заканчивая ее главным своим романом — увы, так и не написанным. В конце этой книги инопланетянин говорил Каммереру: похоже, ваш мир кем-то выдуман. В реальности он невозможен.

Но с этим пессимистическим выводом я как раз не согласен. Только выдуманные страны и реальны по-настоящему. Будьте реалистами — требуйте невозможного. Америка — пример почти целиком вымышленной, умозрительно спланированной страны. Вся хваленая американская гордость зиждется именно на том, что вот, нарисовали и стали жить.

И Советский Союз со всеми его гадостями был задуман именно таким — теоретическим. Жили в насквозь утопическом, нереальном, придуманном мире, который был населен не людьми, а фантомами, — но это лучше, чем тупое следование природе. Ведь и Англия в значительной мере вымышлена — и следует своим литературным образцам. Только в очень умозрительной стране может быть музей литературного героя, а лондонский музей Холмса однозначно лучший в городе.

Я все это вспомнил в связи с тем, что в Харькове собрались открывать памятник Людмиле Гурченко. И поставить этот монумент планировали перед местным театром оперы и балета — при жизни актрисы, без всякого информационного повода, просто потому, что Гурченко нравится местному мэру Михаилу Добкину и миллионеру Александру Фельдману, соратнику Юлии Тимошенко. Лепил местный скульптор Сейфаддин Губанов. Фельдман уже установил в Харькове памятники нескольким литературным героям — Бендеру, Эллочке-людоедке, Скрипачу на крыше и Первой учительнице. Учительница — это та, что из песни.

Так вот, руководители театра воспротивились установке монумента. Сказали, что Гурченко не имеет никакого отношения к опере и балету. Они — и общественность — согласны на памятник, и скульптура Губанова им в принципе нравится. Но только пусть это будет памятник не самой Гурченко, а ее героине из фильма «Карнавальная ночь».

И это, как хотите, гениально. Народ по-прежнему, по-советски, предпочитает, чтобы памятники воздвигались не реальным людям, а фантомам. Призракам оперы. Ведь и Ленину памятники ставили не как реальному лицу, политику и публицисту средней руки, впавшему под конец жизни в безумие и патологическую жестокость, — а как светочу мира, персонажу фильмов Ромма и Юткевича. И Гурченко будет стоять в Харькове не как конкретная актриса (очень неровная, кстати), а как миф пятидесятых годов, девочка, в которую страна влюбилась с первого взгляда. Я, конечно, не очень люблю Тимошенко, а уж тем более ее сторонников-миллионеров. И к Илюмжинову у меня сложное отношение. Но одно несомненно: все эти люди остаются в душе очень советскими. Они хотят выстраивать вверенные им страны как умозрительный, тщательно спланированный проект. Иначе не стали бы ставить памятников киногероям. Такое возможно только в Америке, реже — в Англии и в маленьких государствах, отколовшихся от Советского Союза.

А в нынешней России памятников выдуманным персонажам не ставят. И амбициозных олигархов, желающих украсить родные города статуями бендеров и эллочек, здесь тоже больше нет. И умозрений — не сказать, чтобы очень много: торжествует ползучий прагматизм и плоский расчет. А прямыми наследниками СССР являются, как ни странно, империя Илюмжинова и не состоявшаяся покуда (но все впереди) империя Тимошенко.

Вот я и думаю: где лучше жить? В стране, где никто ни во что не верит и все предсказуемо, или в стране политического абсурда и миллионеров-мечтателей?

С точки зрения настоящего — безусловно, лучше у нас.

А кого полюбит будущее — большой вопрос. Чаще всего оно остается за мечтателями.

25 августа 2006 года

№ 427, 28 августа 2006 года

Пустые места

В девяностые годы, чего уж там, не было социальной политики. Полагали, видимо, что она нарастет сама собой. И рынок сам себя отрегулирует, и культура на себя заработает. В результате пустое пространство принялось стремительно зарастать хищными неконтролируемыми образованиями — назвать их «корпорациями» язык не поворачивается. Социальная политика свелась к грабежу и вымариванию, а вместо самоокупаемых рыночных продуктов во всех областях человеческой деятельности — от культуры до бизнеса — нагло расцвела откровенная халтура. Впоследствии у нас образовался другой вакуум — в области идеологии. Механизмы его образования понятны: русская традиционная борьба нутряного с зарубежным, западного со славянским, демократического с государственническим неразрешима, потому что ложна по определению. Противопоставляются друг другу взаимообусловленные, нераздельные вещи, ни одна из которых не лучше другой. Этого никто не сформулировал внятно, все оппозиции остались прежними, хаос в умах господствует, четкой идеологической концепции у России как не было, так и нет. В результате мы живем в обществе, в котором единственной дозволенной идеологией стал фантастический цинизм, немыслимый даже и в брежневские времена: тогда у людей хоть совесть была, они хоть понимали, что такое хорошо и что такое плохо. Сегодня же Максим Соколов и Игорь Иртеньев — люди полярных идеологий — открытым текстом признают, что более подлых времен не припомнят и что совесть при позднем Путине вообще представляется рудиментом. Почему это так? Да потому, что пустое поле зарастает сорняками. Вместо того чтобы серьезно думать о российской миссии и судьбе, нас предпочитают кормить протухшими еще в советское время суррогатами, руками всяческих якеменок вовсю насаждают двойную мораль, выращивая из очередного поколения новых комсомольчиков, «готовых на все ради завтрашних дней»… Поэтому плодятся любые идеологии — от оккультных до фашистских. Новый российский политический словарь состоит из трескучих мнимостей вроде «суверенной демократии» — и все это нам пытаются выдать за возрождение. В возрождающихся странах, увы, студенты рынков не взрывают… если, конечно, эти студенты вообще хоть каким-то боком причастны к трагедии.