Статьи из газеты «Известия» - [3]
Второе объяснение логичнее: политика России давно уж формируется не на содержательном, а на символическом уровне. Левое с правым здесь перепутались, демократы выступают союзниками радикальных исламистов, коммунисты борются за свободу. В русской политике всегда было много демагогии — о коммунизме, свободе, борьбе за мир, а судить об истинных целях приходилось по ключевым словам эпохи. Когда произносится слово «порядок», все привычно подбираются, а некоторые бегут. Когда Андропов ввел досмотр кинотеатров и бань на предмет обнаружения прогульщиков, это не означало, что в стране настал порядок. Это был «сигнал» вести себя сдержаннее. Горбачев тоже хотел порядка — и начал с «сухого закона». Правда, на беду свою выдумал еще и гласность — видно, надеясь заменить ею водку… Нынешняя власть давно посылает сигналы о том, что настали строгие времена. Аморфной политике на помощь приходят слова-сигналы — например, «водка». Если идет борьба с водкой — значит, все всерьез, игрушки кончились, будем брать за нежные места. Лужков, любящий бежать впереди паровоза, уже ввел ограничения на ночную продажу водки в Москве. Вроде бы, ничего ужасного, часто ли вам, читатель, приходится покупать водку по ночам?! Да и в самых крупных магазинах все равно останется… Но сигнал подан. И принят.
Есть и третье объяснение. Перестройка и все последующее удалось потому, что Горбачев скомпрометировал себя антиалкогольной кампанией и стал героем бесчисленных анекдотов. Партия, переставшая быть священной коровой, сделалась попросту смешна. Так вот: может быть, Владимиру Путину тоже надоело реставрировать великую Россию и захотелось аккуратно подвести к новой перестройке? Думается, этот вариант вполне логичен. И тогда стикеры действительно ни при чем. Просто сложилась ситуация, когда низы машинально продолжают стабилизировать ситуацию, но верхи у себя наверху уже видят, куда все залезло.
13 января 2006 года
Наши фундаменталисты
В октябре 93-го поэт и артист Леонид Филатов сказал автору этих строк: первый признак приближения конца света — когда порядочному человеку становится не из кого выбирать. Если в этой цивилизации не на кого поставить — она должна уступить место следующей.
Россия, как всегда, оказалась впереди планеты всей. Выбирать между релятивистами, для которых нет ничего святого, и фанатиками, для которых нет ничего разрешенного, — заведомо безнадежно, в чем мы убедились раньше других. В России проблема традиционно снимается отношением государства — давит и на релятивистов, и на фанатиков. Даже армяне с азербайджанцами умудряются мирно сотрудничать в Москве, где одинаково грабят всех курчавых и смуглых.
К сожалению, всемирного правительства, которое бы равным образом угнетало фундаменталистов и либералов, пока не придумано, а потому весь мир озабочен мучительным выбором между теми, кто рисует карикатуры на пророка Мухаммеда, и теми, кто считает правильным громить посольства в ответ на эти карикатуры.
Ежу ясно, что рисовать карикатуры на пророков нехорошо, как нехорошо, с моей точки зрения, регистрировать однополые браки; еще очевидней, что отвечать на карикатуры погромами — значит превышать противника в мерзости. Христианство давно доказало: чтобы победить, надо быть лучше врага. К сожалению, нашим наиболее радикальным почвенникам христианство глубоко чуждо — им подавай язычество и магию, арийские ритуалы и аркаимскую мистику. А потому в нашем консервативном сообществе раздаются одобрительные возгласы: вот как надо защищать свою веру! Ислам — исторический союзник России в борьбе с растленным Западом.
Высоко мною чтимый Андрей Кураев давно уж (правда, в осторожных формулировках) призывает российских верующих учиться у исламских фундаменталистов. Многие публицисты намекают, что ХАМАС лучше Израиля и несет миру больше света, чем растленная релятивистская культура, насаждаемая сионистами. Даже обычные верующие из числа коллег говорят мне на полном серьезе, что христиане должны учиться защищать свою веру, как защищают ее сирийские погромщики.
Но, господа неофундаменталисты, все это уже было. Христиане уже защищали свою веру, отвоевывая гроб Господень, совершенствуя пыточный инструментарий инквизиции и преследуя инакомыслящих вплоть до аутодафе. Потом пришлось извиняться. Я готов еще смириться с разгромом выставки «Осторожно, религия!» — там насилие было применено к экспонатам, другого и не заслуживавшим; но верозащитник, который в ответ на омерзительное разрубание иконы концептуалистом принялся бы рубить самого концептуалиста, оскорбляет свою веру не в меньшей степени. Ни одна карикатура на Мухаммеда не скомпрометирует ислам так, как президент Ирана или сирийцы, поджигающие датское посольство. Я понимаю: многим нашим консерваторам хотелось бы повалить христианство, исповедуемое лишь для виду, и насадить в России что-то более кровожадное; тоска по погромам в мире сильна, как перед Первой мировой, довольно искры, чтобы вернулась эра массовых самоистреблений. Парижские дела прошлой осени доказали это ясней ясного — тогда Николя Саркози чуть не заставили извиниться за то, что он назвал шваль швалью. Наши фанатики тоже не отказались бы в свое время поджечь НТВ за показ фильма Скорсезе «Последнее искушение Христа». До фильма при этом никому нет дела: всякому фанатику любо громить, и за поводом дело не станет. Поскольку фундаменталисты, назовем вещи своими именами, и вербуют в свои ряды главным образом людей, которым нравится бить и жечь, а кого и за что — не принципиально, призывать равняться на фундаменталистов и значит поощрять самые погромные тенденции.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.