Статьи и воспоминания - [49]

Беспокоили мысли о заработке. Бюджет семьи С. И. Хачатурова был ограничен, и мы с Левоном вносили в него свою долю. Первое время я работал грузчиком в Государственном винном подвале Армении. Таская тяжелые тюки и ящики с бутылками, я однажды так сильно порезал палец о разбившуюся в мешке в моих руках бутылку, что это происшествие едва не положило конец моей карьере виолончелиста. Во всяком случае, пришлось на несколько недель прервать занятия.

Позже (мне думается, это было уже на третий год обучения в техникуме) я по рекомендации Елизаветы Фабиановны Гнесиной, преподававшей игру на скрипке и сольфеджио, начал вести репетиторскую работу. Усвоив метод обучения элементарной теории музыки и сольфеджио, я применял педагогические приемы Елизаветы Фабиановны, готовя к экзаменам отстававших учеников. Эта деятельность приносила небольшой заработок.

Наконец, вместе со студентами Армянской драматической студии я и брат Левон пели по воскресеньям в хоре, обслуживавшем армянскую церковь, получая за каждое выступление по червонцу. Руководил этим хором один из студийцев по фамилии Мазманян. В 1924 — 1925 гг. я уже был в состоянии не только прокормить себя, но и приобрел кое-что из одежды.

Оглядываясь сегодня на этот период моей жизни, я не могу не признать, что работал я тогда с фанатическим увлечением, находя время и для музыки, и для биологии, и для развлечений, не говоря уже о работе ради хлеба насущного. Прекрасная пора молодости, жадного постижения жизни, искусства, людей!

Литературная запись Г. Шнеерсона.

«Советская музыка», 1973, № 6

[О собственных произведениях]

...По-моему, просто ужасно, когда композитор ограничивает себя каким-либо жанром. Он должен, обязан владеть всеми жанрами! Таких примеров у нас много. Прежде всего Сергей Сергеевич Прокофьев, который писал все, включая массовые песни, марши для духового оркестра и песни для детей. Дмитрий Дмитриевич Шостакович тоже сочинял во всех жанрах. Да и среди классиков было немало композиторов, успевавших писать все. Достаточно вспомнить Чайковского, оставившего нам неувядаемые оперы, балеты, симфонии, романсы, инструментальные концерты, множество камерных сочинений...

Нужно уметь писать все. Конечно, жизненные обстоятельства подчас складываются так, что чему-то отдаешь предпочтение. Я, например, всегда был очень увлечен советскими исполнителями, меня со многими из них связывает тесная личная и творческая дружба. И это обстоятельство в значительной степени определило мой интерес к жанру инструментального концерта. Я написал шесть концертов — три трехчастных концерта-рапсодии — и бесконечно благодарен выдающимся музыкантам, которые помогли мне в работе над этими произведениями. Горжусь тем, что в числе первых исполнителей моих концертов были Давид Ойстрах, Лев Оборин, Святослав Кнушевицкий, Леонид Коган... А с первым исполнением моего нового Фортепианного концерта выступил молодой талантливый пианист Николай Петров. Но внимание к жанру инструментального концерта отнюдь не означает, что я пренебрегаю другими жанрами. Я остаюсь сторонником многогранности композиторского творчества. Мне приятно думать, что сейчас, например, выходит сборник, содержащий 35 моих песен.

«Музыкальная жизнь», 1970, № 3

[ О моих симфониях]

Первая моя симфония посвящена установлению Советской власти в Армении и написана к 15-летию республики. Уже само слово «Армения» было для народа, сыном которого я являюсь, величайшим даром, величайшей радостью — за многие века впервые наша родина наконец обрела независимость и стала называться Советской Арменией. В своей музыке я и стремился передать горе, грусть прошлого, воплотить светлые образы настоящего, веру в прекрасное будущее. Вообще-то я не люблю, когда прямолинейно переводят язык музыки на язык слов. Но в данном случае, пожалуй, верно: прошлое и настоящее — вот что составляет содержание симфонии. Вторую симфонию я писал во время войны, писал ее с чувством гнева, протеста против несправедливости. Сейчас мне очень приятно сознавать, что в финале симфонии, который я сочинял еще в очень тяжелые и тревожные дни 1943 года, звучат оптимистические настроения и, по-моему (впрочем, это отмечали и критики), отображена уверенность в нашей победе. Третья же симфония создавалась после войны, и, естественно, в ней доминируют светлые, торжествующие настроения. Это апофеоз радости, уверенности, это гимн труду. Таковы, говоря в самом общем плане, мысли и чувства, выраженные в моей симфонической музыке. Но бывают, конечно, и более конкретные ассоциации, когда какая-нибудь страница партитуры, какая-то музыкальная тема или даже оборот связаны с теми или иными образами людей, с событиями, порой с мелкими, казалось бы, жизненными деталями.

«Музыкальная жизнь», 1970, № 3

Симфония № 2

Моя новая, Вторая симфония не имеет литературной программы; создавая ее, я стремился воплотить в обобщенных музыкальных образах те думы и чувства, которыми живет сегодня наш народ. Если мне это удалось хотя бы в какой-то мере — я буду считать свою задачу выполненной.

Первая часть симфонии концентрирует в себе наибольшее напряжение, суровость и драматизм борьбы. Колокольные удары во вступлении (встречающиеся и в конце симфонии) подчеркивают значительность происходящего, заставляют сосредоточиться. Несколько необычно соотношение музыкально-тематического материала сонатного аллегро: первая тема — медленная, сосредоточенная, вторая — отличается легкостью, стремительностью. Замечу, кстати, что вторая тема, состоящая из двух контрастирующих образов, играет большую роль в тематических связях различных частей симфонии. В разработке участвуют обе темы — в отдельности и в одновременном звучании (в момент кульминации). Медленный эпизод перед репризой, окрашенный в тона суровой печали, основан на трансформированной второй части второй темы: он словно предваряет скорбные образы следующей части симфонии.