Статьи и воспоминания - [39]
Однажды постановщик картины о войне говорил мне: «Здесь в кадре немецкая тяжелая пушка идет, а потом — танк. Я хочу, чтобы это было понятно из вашей музыки». Я сказал: «Слушайте, если нарисовать, то зрительно пушка — нечто длинное, а танк — нечто сравнительно короткое. Но в музыке я не могу это изобразить. Для меня главное, что и то и то — оружие уничтожения, лязг, шум, стрельба...»
...Бывают случаи, когда без ведома композитора что-то прибавляют к его музыке или выбрасывают. Это — преступление против искусства. Это неинтеллигентно. Позволять такие вещи ни в коем случае нельзя.
Я прекрасно понимаю, что в готовом фильме эпизод может оказаться короче, чем планировалось, в результате в музыке требуются сокращения. Но тут не ножницами надо орудовать, не топором отрубать: нужно сократить творчески, а это может сделать только композитор.
«Советский экран», 1973, № 13
Серьезно о легкой музыке
Задачи легкой музыки в нашей стране весьма важны и многообразны. Я имею в виду музыкальное воспитание масс, воспитание хорошего вкуса у сотен тысяч людей. Тут нетрудно ошибиться. Легкая музыка может расширить кругозор человека, возбудить в нем аппетит ко всякой хорошей музыке, но она может также влить в сознание человека яд, который отвратит его от серьезного искусства. Поэтому мы должны следить за развитием советской легкой музыки с особым вниманием.
В легкой музыке наблюдается теперь некоторое оживление, это верно. Но в свете тех задач, которые выдвигает перед нами жизнь, существующее положение вряд ли может удовлетворить. Работать надо больше, и требовать надо гораздо больше.
В сознании многих людей живет странное понятие, будто легкая музыка — это музыка без содержания, будто ей доступен только узкий круг тем и эмоций. Этот взгляд на легкую музыку как на беззаботное чириканье просто вреден.
Кавычки в словах «легкая музыка» надо снять. В этой области возможно колоссальное разнообразие: разные темы, сюжеты, жанры; разные составы исполнителей; разные формы произведений — от самых малых до больших.
Некоторые композиторы говорят, что в легкой музыке нечего мудрить, нечего искать, нужно брать существующие приемы и писать, «как принято». Вот здесь-то и лежит источник многих бед! У нас слишком часто пишут, «как принято», не вдумываясь, хорошо это или плохо.
Я призываю наших талантливых композиторов серьезно заняться легкой музыкой. Нужно стремиться писать ее свежо, изобретательно. Нынешнюю нашу слабость я вижу в том, что мы чаще «переписываем» уже созданное, нежели пытаемся найти новое, ответить на запросы сегодняшнего дня.
«Советская музыка», 1956, № 11
Как я отношусь к джазу? Положительно. Больше того, считаю, что все жанры музыкального искусства должны находиться в одинаковых условиях и быть равноправными. Как симфонический оркестр имеет право на существование, так имеет это право и джаз, и духовой оркестр, и оркестр народных инструментов, и все остальные ансамбли, независимо от того, большие они или малые. Главное, повторяю, чтобы эти оркестры, ансамбли были хорошие. Причем эпитет «хорошие» следует понимать и в смысле профессиональной квалификации, и главным образом по репертуару. Всякие коллективы: и симфонический оркестр, и джаз, и другие музыкальные исполнительские коллективы — могут играть и хорошую музыку, и плохую. Дело не в том, кто играет, а дело в том, что играют и как играют. Если бы меня спросили, какой положительный пример я мог бы привести из джазовых коллективов, то я назвал бы эстрадный оркестр Утесова. Он исполняет легкую музыку, но очень хорошую, богатую красками и оттенками, музыку благородную, реалистическую, в чем-то соприкасаясь с народной музыкой.
«Звезда» (Пермь), 1970, 27 февраля
Когда в Москву на гастроли приезжал оркестр Дюка Эллингтона, он выступал в Театре эстрады. Там небольшой зал. Я шел на концерт с предубеждением, но когда услышал, как великолепно звучат их саксофоны, трубы и ударные, меня джазовая музыка очаровала. Не хочу отнести это на счет помещения — ведь играли виртуозы, — но и акустика кое-что значит в таком тонком искусстве, как музыка!
«Комсомольская правда», 1972, 4 июня
Годы детства и юности
В «мемуарный» возраст я вступил уже давно. Однако решение приняться за писание воспоминаний о прожитом пришло ко мне не сразу и не без внутреннего сопротивления. Я никогда не вел дневников, не собирал документов, в которых отражены события моей жизни. Сама задача правдиво рассказать о пройденном жизненном пути мне представляется очень трудной и даже рискованной. И все же взвалить на себя неблагодарный труд мемуариста меня побуждает желание поделиться с читателями длительным опытом участника строительства музыкальной культуры нашей страны, рассказать о встречах с крупнейшими музыкантами нашего времени, коснуться ряда творческих проблем, стоящих перед советской музыкой и передо мной как композитором, педагогом, общественным деятелем. Все это, как мне кажется, выходит за пределы личного, хотя, конечно, мне не обойтись без автобиографических подробностей.
Итак, воспоминания, творчество, встречи.
...Начало жизни. Вспомнить его не дано никому. Порой мне мучительно хочется поглубже заглянуть в прошлое, вспомнить себя в младенческом возрасте, приблизиться к самому началу своей жизни. В моей памяти оно живет в смутных образах, связанных с какими-то тревожными переживаниями моих близких... Непонятная суета вокруг, плачущие женщины, меня уводят со двора в комнату, запирают ворота, опускают занавески, с улицы доносятся крики...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.