Статьи и интервью, 2007 г. - [53]

На самом деле, сколько бы ни было партий зарегистрировано, реально участвуют в общенациональной политической жизни 3-4 из них, в самом крайнем случае 6-7 группировок. Причем это относится к России конца 1990-х годов ничуть не меньше, чем к Западной Европе. На протяжении всех последних лет реальных партий у нас больше не стало. Все те же КПРФ, «Яблоко», СПС, ЛДПР, а вдобавок к ним еще «партия власти», выступающая под разными именами («Выбор России», «Наш дом - Россия», «Единство», «Единая Россия»).

Ну и непременная «партия на одни выборы», создающаяся при участии той же правящей бюрократии, но ее неудовлетворенной жизнью части: «Отечество» в 1999 году, «Родина» в 2003 году и «Справедливая Россия» в 2007. В итоге все время получаем максимум 6 партий, как и во многих западных странах. Отдельные депутаты и мелкие группы, которые прорываются в парламенты 1-3 депутатами, самостоятельной роли в системе не играют, зато расширяют спектр дискуссии.

При предельно простой регистрации партий и достаточно мягком законодательстве о выборах западноевропейские политические системы отнюдь не страдают от избыточного плюрализма. Широкое представительство мелких партий сегодня характерно только для Дании и Голландии. Однако показательно, что небольшие партии, раз прорвавшись в палату депутатов, либо исчезают оттуда, либо начинают быстро расти, как, например, экс-маоистская Социалистическая партия Голландии, которая теперь является одной из крупнейших в стране.

Единственный пример, когда избиратели действительно жаловались на засилье «мелкоты» в законодательном собрании, это Италия 1970-х годов. Но вызвано это было отнюдь не эстетическими соображениями, а политикой коалиций, которая была типична для того времени.

При крайне фрагментированном парламенте господствующие христианские демократы, которым всегда недоставало нескольких голосов, принуждены были каждый раз идти на сделку с той или иной небольшой группой. В итоге партии, поддержанные ничтожным числом избирателей, получали министерские портфели и реальную возможность диктовать свои условия более сильным партнерам и обществу в целом.

Тогда как компартия Италии, за которую даже в сравнительно неудачные для нее годы отдавал свои голоса каждый третий итальянец, неизменно оставалась за бортом правительства.

Больше всего от этой системы выигрывали социалисты.

На федеральном уровне они входили в коалицию с правыми, а в муниципалитетах смотрели, у кого больше голосов и присоединялись к победителю. В итоге они, имея около 10% поддержки избирателей, были представлены во всех структурах власти, на всех уровнях. А заодно и завоевали репутацию самой коррумпированной партии.

В России подобные расклады невозможны, поскольку исполнительная власть у нас либо назначается, либо избирается напрямую. Иными словами, не только правительство и президент, но и мэры в нашем государстве, по большому счету, не зависят от партий, тем более - от их случайных и конъюнктурных коалиций.

Пятипроцентный барьер, введенный у нас по немецкому образцу, прекрасно выполнял свою задачу по отбраковке мелких политических организаций. Но он же и стимулировал организационный рост партий, имеющих реальную перспективу развития.

Однако, несмотря на это, никакого развития политической системы мы не заметили. Ни роста авторитета политических партий, ни укрепления их влияния в обществе, ни даже активного их участия в общественных дискуссиях. Ничего или почти ничего. Скорее наоборот: происходит постепенная эрозия влияния всех традиционных организаций.

Они медленно умирают. Исключением являются, конечно, «Единая Россия» и «Справедливая Россия». Но все же понимают, что секрет влияния «Единой России» - в ее связи с действующей исполнительной властью. Вот пройдет 2008 год, появится новый президент, тогда и увидим, чего стоит «ЕдРо» в качестве самостоятельной политической организации. Что же до «Справедливой России», то это даже и не партия вообще, а политтехнологический проект, слепленный под нынешние думские выборы.

Идеологи власти, наблюдая все это безобразие, справедливо констатировали, что партии у нас плохие, неавторитетные. А уже исходя из этого сделали вывод, что их вдобавок еще слишком много. Помните советский анекдот про однопартийную систему: две партии мы бы не прокормили. Авторы избирательных законов следуют примерно той же логике. Зачем возиться с мелкими организациями, если даже крупные на самом деле никого не представляют?

Только методы лечения, предпринятого думскими законодателями и разработанного экспертно-идеологическим аппаратом власти, совершенно никуда не годятся. Слабость и отсутствие авторитета партий связана с отсутствием связей между ними и обществом. В Думе почему-то считают, что если административного контроля над партиями будет больше, количество препятствий на пути их деятельности увеличится, а сами они окончательно превратятся в дорогостоящие и громоздкие избирательные машины, их авторитет в народе и связь с обществом резко повысятся. Немного странная логика.

На самом деле главная причина слабости партий лежит в слабости и малозначительности представительной власти вообще. Итальянские партии 1970-х при всей их коррумпированности все же были способны влиять на политику правительства. Потому, кстати, и вопрос о реформе избирательной системы бурно обсуждался всей страной. У нас же, даже выбирая депутатов Государственной думы, мы испытываем иллюзии, будто на что-то серьезно влияем.