Статьи и интервью, 2007 г. - [51]

Но это неизбежное и закономерное полевение общества никак не отражается на уровне публичной политики. Надо сказать, что на этом уровне вообще никакие реальные жизненные процессы не отражаются. А потому обнаруживается вопиющий разрыв между тем, что происходит и обсуждается на выборах, и тем, чем живут люди.

Команда Миронова явно решила занять пустующую нишу. Слова о «труде и капитале», о «социалистических ценностях» и даже об «общественной собственности» зазвучали с трибун.

Трудно, конечно. Думаю, что ораторам требуется специальный курс занятий с идеологическими логопедами, чтобы научиться подобные термины без запинки выговаривать. Но все равно получается как-то натужно, неестественно. Играют плохо. Позы принимают неестественные. Да и фактурой не вышли…

Прямо хочется вслед за великим Станиславским закричать из зала: «Не верю!»

Невнятность и неубедительность приходится перекрывать радикализмом слов. Ах, вы все еще не верите, что мы левые?! Так мы какое-нибудь новое слово используем. «Контроль над крупным капиталом», «права труда», «народная собственность» (сказал бы кто-нибудь, что же это такое!).

Опять же перепутали люди конец с началом. В истории не раз бывало, когда народные заступники, революционные студенты, боевые профсоюзные лидеры понемногу утрачивали свой задор, теряли связь с массами, превращаясь в тупых администраторов и сытых буржуа. Но чтобы наоборот - такого не бывает.

Сочетание бюрократической респектабельности с революционной риторикой выглядит ужасно забавно, но нельзя отрицать, что люди стараются. Радикальные лозунги в устах высокопоставленных чиновников и борющихся с ожирением бизнесменов вряд ли кого-то вдохновят, но зато никого и не испугают. Ведь все прекрасно понимают, что это всего лишь слова, лозунги, избирательные технологии. Все понарошку, а потому - все можно. Это на настоящей войне нельзя рыцарскую конницу отправить в атаку вместе с танками. А если солдатики оловянные, любая комбинация возможна.

Дети так играют в школьной самодеятельности. Шпаги картонные, усы намалеванные.

Чтобы убедительно пропагандировать левую программу, нужна самая малость - надо самим быть левыми. Надо участвовать в повседневной работе тех же профсоюзов, надо быть частью социального движения, ежедневно отстаивающего сохранившиеся еще права на жилье или на доступный общественный транспорт. Надо, в конце концов, читать книги, а не только шпаргалки с заготовками к предвыборной речи.

Левое движение может быть создано только снизу, самими людьми, которые в нем заинтересованы, а не чиновниками, пытающимися объяснить свое отличие от других таких же чиновников.

Гражданское общество не там появляется, где есть несколько разных поссорившихся между собой организаций, а там, где эти общественные организации создаются самими гражданами для защиты своих интересов.

В этом плане, пожалуй, «Единая Россия» у нас ближе всего к понятию гражданского общества. Зря ее представители обижаются, когда их называют «партией чиновников». Да, чиновники свое гражданское объединение создали. В некотором смысле даже снизу. Сами радостно и добровольно записывались!

У остальных пока плохо получается.

Что же поделать, если такое у нас «гражданское общество»…

МАРТ 2007-ГО И МАРТ 1917-ГО

Прошедший 3 марта в Петербурге «Марш несогласных» оказался первым по-настоящему значимым успехом либеральной оппозиции за всё время её существования. И не только потому, что на него вышло более трех тысяч человек. Изменилась, если можно так выразиться, социальная энергетика протеста.

Стратегия, проводимая Объединенным гражданским фронтом Гарри Каспарова на протяжении уже по меньшей мере полутора лет, состояла в том, чтобы укрепить либеральную оппозицию союзом с социальными движениями. И в данном случае не важно, что цели и идеалы одних прямо противоположны целям и идеалам других. Действующая власть сама помогает снять это противоречие. Она вызывает раздражение, усиливает социальные конфликты, одновременно лишая людей возможности эффективно защищать свои права в рамках существующей политической системы. Либералы, вытесненные на улицу, выглядят всё более радикально, а народ, возмущенный ростом цен на жилье, транспорт и связь, уже не сильно задумывается о том, что ненавистное правительство четко выполняет экономическую программу всё тех же либералов. Чем выше градус общей ненависти к властям, тем больше оснований для единства.

Питерский «Марш несогласных» был в первую очередь протестом против городских властей и против проводимой на федеральном уровне «политики реформ». Близкие к правящим кругам издания могут сколько угодно (и справедливо) повторять, что Каспаров и Касьянов спекулируют на социальном недовольстве, не имеющем ничего общего с их собственными программами и лозунгами. Но факт остается фактом: недовольным не осталось в Питере другого пути, как выйти в одних рядах с ОГФ, «Другой Россией» и прочими организациями либеральной оппозиции.

Поскольку же власти не собираются менять проводимую политику в социальной сфере, то смычка между социальными движениями и либералами будет только крепнуть. Усиливающееся недовольство ведет к политизации населения. Либеральные оппозиционеры оказываются единственными, кто может предложить социальным движениям ресурсы, информационную и юридическую поддержку. У левых ничего этого нет. И сколько бы левые ни доказывали, что сила социальных движений в их независимости, активисты и лидеры этих движений прагматически выбирают сотрудничество с теми, кто может хотя бы создать видимость эффективного протеста.