Стать Джоанной Морриган - [44]
Я в жизни не видела маму такой сердитой. Сейчас все даже хуже, чем в тот раз, когда мы с Крисси – тогда еще совсем мелкие – нарядили большого пупса в одежду Люпена и выкинули его из окна спальни с криками: «НЕТ, ЛЮПЕН! НЕТ!», когда мама подходила к дому. Нам крепко влетело. Тогда мама злилась весь день и весь вечер.
Теперь она злится неделю. Конкретно в тот вечер мы с ней ругаемся до полуночи – причем с девяти вечера я непрестанно рыдаю и бьюсь в истерике.
На следующий день мама будит меня в семь утра, стаскивает с меня одеяло.
– ВСТАВАЙ В ШКОЛУ, – говорит она.
Я отвечаю, что никуда не пойду. Мама тут же начинает орать.
– Я работаю с текстами и языком и поэтому ненавижу использовать в речи клише вроде «Мне уже ШЕСТНАДЦАТЬ, и я САМА РАСПОРЯЖАЮСЬ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ», – говорю я, решительно лежа в постели. – Это будет банально и пресно. Поэтому я ничего не скажу, а покажу на наглядном примере.
Я натягиваю одеяло обратно.
– Это значит, я не пойду в школу, – поясняю я на всякий случай, если мама вдруг не поняла. – Я сама распоряжаюсь собственной жизнью. Скажи Люпену, пусть сделает мне сандвич с тертым пальцем.
Эта реминисценция с теркой и пальцем Люпена вовсе не кажется маме забавной. Минут через двадцать она уходит, и приходит папа.
– Ты должна получить образование, Джо, – говорит он, садясь на кровать. У него совершенно другой подход. Примирительный. Мягкий. Почти… неуверенный. Словно он сам сомневается в правоте своих слов. – Ну, знаешь… Окончить школу. Сдать экзамены. Получить аттестат.
– Ты не оканчивал школу, – говорю я.
Папа бросил школу в пятнадцать лет ради музыкальной карьеры в рок-группе. Мы знаем все папины истории: концерты в пабах для работяг, в стрип-клубах и на американских военных базах; как они выступали, как ели бифштексы, как проститутки учили их играть в покер и как им не хватило буквально полгода, чтобы пробиться наверх – и добиться успеха.
– Да, – говорит он. – Я – нет.
Потом мы долго молчим, мысленно обозреваем наш дом. Затертый до дыр палас на лестнице. Книжный шкаф, сооруженный из досок и кирпичей. Старенький, страшненький секретер, явно не для телешоу «Антиквары на выезде». Протекающий душ. Детская коляска со сломанной ручкой. Засохший мышиный помет в глубине стенных шкафов. Внизу громко плачет кто-то из близнецов.
Папа вздыхает. Его лицо вдруг становится очень печальным. Я встаю и обнимаю его крепко-крепко. Он сажает меня к себе на колени, впервые за многие годы.
– Папа, тебе же нельзя. Твои ноги! – говорю я, осознавая, насколько стала крупнее с последнего раза, когда сидела на коленях у папы.
Я кладу голову ему на плечо. От него пахнет потом, сигаретами и дегтярным мылом.
– Эх, доченька, – говорит он.
Мне хочется сказать ему: «Я не просру свои шансы, папа. Я не просру их… как ты. Я усвоила твои уроки. У меня все получится, я точно знаю», – но это значило бы признать вслух, что у папы не получилось, что он все просрал. И как потом мне смотреть папе в глаза?
Поэтому я говорю:
– Ну пожааааааалуйста, папа. Дай мне попробовать.
Я слышу, как он идет вниз. Слышу, как он беседует с мамой. Их голоса звучат все громче и яростнее, и вот разговор превращается в ругань.
– Ты сам знаешь, что все не так просто! – в какой-то момент кричит мама.
Я надеваю наушники и врубаю «Малолетнюю шлюшку» Кортни Лав. Корни сбежала из дома в четырнадцать лет и работала стриптизершей – и с ней все в полном порядке. Я не понимаю, с чего мама с папой так разволновались.
Их спор продолжается всю неделю. Мама упрямо твердит, что мне надо окончить школу и получить аттестат. Папа ей возражает:
– Дай ей жить своей жизнью, Энджи.
Мама сердито перебирает накопившиеся неоплаченные счета и бормочет себе под нос, что мне надо учиться, а не «блядствовать с целой толпой наркоманствующих уродов».
Я сижу в своей комнате, пишу рецензии и обзоры – спускаюсь на кухню лишь для того, чтобы заварить себе чай, со всем возможным достоинством оскорбленной невинности, не находящей поддержки и понимания в собственном доме.
В конце концов после недели упорных боев мама сдается.
– Ладно, пусть будет по-вашему, – говорит она. – Но если что, пеняйте на себя. И не говорите, что я вас не предупреждала. – Она обращается к папе: – По-моему, ты недостаточно все продумал. Все сложнее, чем тебе кажется. Джоанне будет непросто взвалить на себя такую ношу.
Я с радостным воплем бросаюсь к маме и обнимаю ее. Потом обнимаю и папу – гораздо дольше.
– Честное слово, у меня все получится! – говорю я. – И хорошо будет нам всем! Я смогу вкладывать деньги в семейный бюджет! Как Джо Марч, когда она пишет рассказы, чтобы помогать Марми, в «Маленьких женщинах»! Или как Паулина Фоссиль в «Балетных туфельках», когда ей дают роль Алисы в «Приключениях Алисы в Стране чудес». Я буду тебе отдавать по пятнадцать шиллингов в неделю, на содержание и еду! Если папа пойдет на войну, мы сможем ему посылать одеяла и бренди.
