Стать Джоанной Морриган - [42]

Уже минут через десять я вся промокла насквозь, пропитавшись и собственным потом, и потом тех, кто стоит рядом. От толпы в зале исходит пар и сливается с дымом от сухого льда.

Когда я наконец иду прочь – в ушах звенит бесконечное эхо последнего аккорда, – волосы у меня мокрые, будто я только что вымыла голову, и, кажется, я частично оглохла. Восхитительное ощущение. Как в тот единственный раз, когда мне пришлось бежать кросс и я получила неслабый заряд адреналина, только сегодня никто не кричал: «БЫСТРЕЕ, Морриган!» Я понимаю, что привлекает людей на концертах.

Пройти за кулисы оказалось на удивление легко и просто. В будущем мне ни разу не удавалось проникать за кулисы с такой же легкостью, несмотря на все пригласительные билеты и журналистские удостоверения. Видимо, все дело в том, что сотрудники службы охраны «Эдвардса № 8» никогда раньше не сталкивались с толстыми, одуревшими от адреналина, мокрыми как мышь юными барышнями, которые подходят к ним и говорят: «Я журналист! Я беру интервью у группы!» – даже не говорят, а кричат, потому что охранники все как один туговаты на ухо.

В общем, понятно, как работает клубная служба охраны, если шестнадцатилетняя девчонка в цилиндре – прижимающая к груди затоптанный рваный блокнот, который она наконец разыскала на полу у колонок, – в сопровождении пьяного папы и не менее пьяного папиного приятеля без труда прорывается к музыкантам в гримерку.

Музыканты сидят обмякшие, потные, опустошенные. Атмосфера в гримерной весьма напряженная, настроение никакое. Уже потом я узнала, что примерно в то время гитарист Джеймс Иха и басистка Д’арси Рецки переживали скандальный разрыв отношений, у барабанщика Джимми Чемберлина развивалась серьезная героиновая зависимость, а Билли Корган входил в депрессивную фазу – отчасти спровоцированную материальными трудностями, затянувшимися настолько, что ему пришлось жить в гараже.

– Всем привет! – говорю я с порога.

Я не знаю, как надо беседовать с музыкантами, – не знаю, как надо беседовать с людьми, – но почему-то решаю, что нужно им посочувствовать. «Разбитые тыквы» и вправду расколошмачены вдрызг, от них исходят вполне ощутимые флюиды уныния, предположительно потому, что они приехали из Америки – страны больших мощных автомобилей, «Династии» и Элвиса Пресли – в Бирмингем, и это их удручает. Повторюсь, что тогда я не знала о гараже Билли Коргана. Мне казалось, все американцы живут в огромных домах. В смысле, даже в «Розанне» семейство живет в большом доме с верандой, а ведь Розанна работает уборщицей в парикмахерской.

Я сажусь рядом с Д’арси, потому что она девчонка, и делаю сочувственное лицо.

– Тяжелый день, да? Наверное, вам надо чего-нибудь выпить. В смысле, горячего чая. Не в смысле – спиртного. Не пива. «Выпить» в смысле «попить».

Д’арси озадаченно смотрит на меня.

– Вид у тебя очень усталый, – продолжаю я.

Она смотрит в полном недоумении, такая растерянная и понурая.

– Но вы круто сыграли! – быстро добавляю я. – Вы ПОТРЯСАЮЩИЕ ребята! О БОЖЕ! Я никогда в жизни не видела такого концерта!

Это чистая правда. Я никогда в жизни не видела такого концерта. Я впервые попала на рок-концерт.

– Как ваши гастроли? – спрашиваю я. – Вы довольны?

– Ой, ты знаешь… – говорит она. У нее ярко выраженный американский акцент. Я никогда раньше не слышала американский акцент живьем, только по телевизору. – Это прямо взрыв мозга: приезжаешь в Европу, и нас тут знают.

Она произносит «Европу» так мягко. Йиивропу. Это так восхитительно. Очень по-иностранному. Но она по-прежнему смотрит в пол. Повисает неловкая пауза. Все участники группы сидят с совершенно стеклянными глазами – кажется, в шоке после концерта, который только что отыграли. Я не знаю, что говорить дальше. Из дверного проема внезапно доносится голос:

– Я скажу, четкая у вас группа.

Это мой папа. Он говорит убедительно и весомо. Все оборачиваются к нему. Он стоит, привалившись плечом к дверной раме, держит в руках бокал с «Гиннессом».

– Четкая. У вас. Группа, – повторяет он с расстановкой. – И барабанщик у вас отличный, дружище, – говорит он Билли Коргану, герою гранжа. – Есть что-то джазовое в манере. А ты, малышка, – говорит он Д’арси Рецки, героине гранжа, – ты, малышка, охрененно играешь.

Все молча смотрят на моего папу.

– Да, ребята! – говорит Пэт, новый папин приятель. – Вы отлично сыграли – отлично, – но вы знаете какие-то веселые песни? Или «Протестантских парней»? Шикарная песня. Всегда оживляет компании. «Протестантские парни / Верны и честны / Крепки они в битве / И в застолье крепки…»

Кажется, нам пора к новым пажитям. Мы достаточно пообщались со «Smashing Pumpkins».

В своем обзоре концерта я использую все слова в превосходной степени, которые только приходят на ум, – отчасти чтобы загладить вину перед «тыквами», которым пришлось пережить встречу с моим пьяным папой и Пэтом, отчасти по той причине, что уже по дороге домой из Бирмингема мне захотелось вернуться обратно в клуб, чтобы на меня снова обрушилась сокрушительная волна звука.

Теперь я знаю, что происходит на рок-концертах, и в следующий раз буду готова. Приду в футболке, и шортах, и крепких ботинках, с боем пробьюсь сквозь толпу к самой сцене, и пусть у меня снесет крышу от музыки. Я хочу каждый вечер ходить на концерты. Хочу ощущать всем своим существом, что что-то действительно