Старый Тогур - [3]

Когда Костя вернулся домой, бабушка задала ему трепку и спросила, где это он был. На что мальчик поведал ей о ночных приключениях. Бабушка только удивилась, как старик нашел его в темноте на озерах.

— Не знаю,- сказал Костя,- а как старичка то этого зовут, ты случаем не знаешь?

— С Мартой-то который? Пал Палыч Алехин, по-моему. Ух, Костик, да кто ж тебя просил в эти озера лезть, да черт бы с ней с этой коровой. Гиблое это место, внучек, гиблое…

— Не гиблое, запретное,- сказал Костя и отвернулся к стенке.

В печке трещали поленья и засыпать под их треск было одно удовольствие…

— Помню… Помню…,- еле заметно губами шепчет Костя… И медленно, успокоенный лунным светом, погружается в глубокий сон. А ночная хозяйка направляется к следующему окну.

III

Эта история началась в одна тысяча девятьсот девяносто первом году. Только что пришедшие к власти демократы, желая показать всем в селе, что и они не лыком шиты и горазды, выполнять обещания, решили воплотить в жизнь один из проектов двенадцатилетней давности. На реке Кеть, которая омывает Тогур, чуть выше по теченью, между селом и устьем Анги, построить рыбозавод.

Первым делом надо было построить дорогу к месту будущего предприятия, но ее необходимо было проложить по озерам, где рыбачило население и жили древние легенды, и, чтобы избежать проблем, заместитель председателя сельсовета Владимир Петрович Волков решил замаскировать это строительством дамбы. Чтобы, мол, защитить Тогур от весеннего паводка. Они тихо оформили документы по строительству, договорились со строительной бригадой, только-только собрались приступать, как вдруг в селе нашлись те, кто всерьез забеспокоился за судьбу озер. Этим человеком оказался Матвей Митрохин, в это самое утро он пулей ворвался в кабинет Волкова:

— Ты Что! Ты Что!- кричал Матвей,- Ты с ума сошел! Ты знаешь, что этого делать нельзя!

— Чего нельзя,- невозмутимо спрашивал Владимир Петрович.

— Закапывать озера.

— И что будет? Рыбачить вы там все равно не рыбачите.

— В том-то и дело! А ты знаешь почему?- Матвей почти перешел на истерию,- Потому что они запретные, потому что там похоронены наши предки!

— Чушь, это легенды, на которые я не намерен обращать внимания. Предрассудки.

— Прошу тебя,- почти молил Матвей,- не делай этого, одумайся.

— Ну, во-первых, ты мне не указ, а во-вторых, уже поздно, поезд ушел, документы подписаны.

— Но мы же росли с тобой в одном дворе, я знаю тебя полвека. Почему, почему ты мне не веришь?

— А на чем основана твоя вера? На словах сумасшедшего старика, который умер, даже не додумавшись оставить приемника. Матвей, мы живем в конце двадцатого века. Сегодня природу надо усмирять во благо общества.

— Какого общества?

— Нашего демократического,- кричал уже Волков,- плотина нужнее и она будет построена. Все иди отсюда, у меня разболелась голова от твоих бредней, иди, иди,- и он выставил Матвея за дверь.

Матвей шел по улицам Тогура и психовал, он знал, что ничего не сможет сделать, но не мог не пойти, не сказать Петровичу, предупредить, а его, как собаку выставили за дверь. «Все, — сказал он сам себе, — больше этим не занимаюсь!» Если бы он знал, что демократическая стройка растянется почти на тринадцать лет и завод будет запущен лишь в 2004—м году и что после этого произойдет. Он бы попытался еще, и не раз. Но он не знал. Голова болела, он шел домой спать.

IV

Костя уже двенадцать лет не был в деревне. И вот по стечению обстоятельств был куплен билет и Костик примчался к бабушке в Тогур.

Стояло знойное лето, большая редкость для северной Сибири, и все вокруг жило лишь одной мечтой, мечтой о воде. Пыль на дорогах стояла столбом. И вот на одной из таких дорог из маленькой дребезжащей рейсовой «Газели» вышел Костя и… ошалел. Казалось, что за двенадцать лет мир перевернулся вверх ногами: везде, где когда-то были роскошные поляны, теперь росли кусты и деревья. С трудом отыскав среди них тропинку Костик пошел в деревню

Он знал, что вся деревня сейчас на реке, встречает коров, и, решив сделать бабушке сюрприз, Костя свернул к Анге.

С горы он наконец увидел то, что оставалось в его памяти с детства: зеленый гладкий, точно шелковый, луг, уходящий в даль, полоска серебрящейся в лучах солнца реки, берег усыпанный народом, за рекой сверкающий зеленью лес, и, надо всем этим праздником природы: солнце, медленно садившееся за деревья.

— Ну вот я и дома,- сказал Костик и побежал к реке

И он летел упоенный блаженством счастья созерцать все это великолепие, близкое его сердцу.

Еще на подходе к реке Костя понял, что коров еще не было, и потому быстро стал искать бабушку, попутно здороваясь со всеми подряд, но естественно, что мало кто мог его вспомнить. Наконец, поздоровавшись со всеми по третьему разу, он понял, что бабушки среди них нет.

«Видимо еще не пришла», — подумал Костя и присел на лодку…

Его неожиданно кто-то схватил за плечо так резко, что он аж вскочил и закричал. Это оказался старик. Он нисколько не изменился за двенадцать лет: все те же молодые глаза и странная улыбка.

— Здравствуйте, — сказал Костя.

— Помнишь? — спросил старик.

— Помню, — ответил Костя и обнял старика крепко. Тут его окликнули, он сказал старику: «Я сейчас!»,- и отошел.