Старый корабль - [40]

На другой день вечером, после того, как он позвал Малыша Лэйлэй посмотреть механизмы, разразилась большая гроза. Он лежал на кане по-прежнему не в силах заснуть, чувствуя, будто его что-то гложет. Он был страшно возбуждён, охвачен невероятным желанием, хотя кругом грохотали громовые раскаты. Наконец он слез с кана и вышел во двор. Глянул на окно младшего брата — тёмное; в окне сестры горит свет. Ничто не могло остановить его, он выбежал со двора и помчался под дождём, тут же промокнув до нитки. Дождь был холодный, почти ледяной — как раз то, что нужно для разгорячённого тела. Вода стекала по волосам, так, что и глаз не открыть. Будто во сне он ощутил её мягкую ручку, которая поглаживала его по щетине, всё её маленькое тщедушное тельце, которое он одним махом мог заключить в свои объятия. Шатаясь, он остановился и, подняв голову, увидел перед собой зияющую темноту проулка семьи Чжао. Света в окошке не было, но он почти услышал дыхание сладко спящих Сяо Куй и Малыша Лэйлэй. Больше никогда это окошко не откроется перед ним. Грохотал гром, и вспышки молний одна за другой освещали его промокшее тело. Один раскат грома раздался почти над самой головой. Он с силой выплюнул набравшуюся в рот воду и стал ругать себя. Крепко сжав правый кулак, он нанёс себе удар в грудь с такой силой, что не устоял на ногах. Весь в грязи, он стал кататься на причинявших острую боль острых камнях. И пролежал там под дождём несколько часов.

Баопу неподвижно восседал на старой мельничке, лишь время от времени помешивая совком зелёную фасоль на ленте транспортёра. Зеленовато-белая жидкость стекала вниз и по подземному лотку попадала прямо в отстойник, больше никто не приходил за ней с большим деревянным ведром. Старик-сменщик часто набирался в магазине у урождённой Ван и опаздывал на работу. Заявившись, беспрерывно зевал, и от него разило перегаром. Однажды, сменившись, Баопу обнаружил, что в проулке нет ни души, и пока раздумывал, заметил Сяо Куй, которая вела за руку Малыша Лэйлэй. Они выходили из проулка, не обращая на него внимания. Поколебавшись, он последовал за ними. У городской стены собралась целая толпа. Все в страшном возбуждении указывали на буровую вышку в поле. Баопу подбежал, чтобы узнать, в чём дело.

Вокруг буровой стояло целое кольцо из людей, один что-то крикнул. Малыш Лэйлэй вырвался из рук матери и изо всех сил стал протискиваться через толпу. Баопу не раздумывая последовал за ним. На пустом пространстве, окружённом толпой, лежали стальные трубы различной длины, вокруг хлопотали рабочие изыскательской партии в шляпах из ивовых прутьев. Среди них суетился Суй Бучжао. Баопу остановился на краю толпы, а Малыш Лэйлэй подбежал к трубам как раз в тот момент, когда Суй Бучжао и ещё пара человек, обстучав толстую трубу, вынули из неё что-то чёрное и разломали на куски. Малыш Лэйлэй стрелой рванулся вперёд, выхватил кусок из рук Суй Бучжао и громко закричал:

— Мама, это уголь!

Все были поражены: как ребёнок смог это определить? В это время из толпы показалась Сяо Куй, она обняла Малыша Лэйлэй, взяла у него кусок угля и вернула Суй Бучжао. Все заметили, что в глазах у неё сверкнули слёзы, и стали негромко переговариваться, полагая, что при виде угля она наверняка вспомнила о Чжаолу, похороненном под его завалами. У Малыша Лэйлэй тоже, верно, что-то осталось от Ли Чжаолу, раз он с первого взгляда сумел распознать уголь… Слушавший эти пересуды Баопу был до дрожи в душе потрясён тем, что мальчик распознал уголь с первого взгляда, и не отрывал глаз от матери с сыном. Когда они ушли, ему стало не интересно смотреть на дядюшку с куском угля в руке. Он зашагал домой, отойдя довольно далеко, оглянулся, чтобы ещё раз посмотреть на бурильную вышку, и увидел чудака Ши Дисиня. Тот сидел на корточках в отдалении от толпы и мрачно курил.

Баопу стал искать Сяо Куй с Малышом Лэйлэй, но их уже и след простыл. Только сейчас он ощутил голод и усталость и еле добрёл до дома. Первым, кого он там увидел, был Ли Чжичан, который беспокойно расхаживал по двору, то и дело поглядывая на окно Ханьчжан. Баопу сразу вспомнил, что Ли Чжичана не было в толпе глазевших на уголь. Постояв, он направился к нему. Было непонятно, с чего вдруг в душе Ли Чжичана снова разгорелся пламень любви. Когда тот поднял голову, Суй Баопу предстало мрачное, без единого просвета, лицо. Ему стало жаль Чжичана, и он положил руку ему на плечо.

— Поесть тебе надо, — сказал он. — Нельзя так всё время.

— Не открывает, — кивнул Чжичан. — Игнорирует. Но она любит меня, я сердцем чувствую. Буду ждать, пока не выйдет.

Баопу пожал его холодную руку:

— Несколько лет назад у тебя тоже так было, так все эти годы и продолжается?

— Разве такое остановишь? — покачал головой Чжичан. — Я ни на день не прекращал любить её — огонь горит в моей душе. Вот Даху погиб, ещё один прекрасный человек из семьи Суй. В тот вечер, когда я у стога слушал, как Бо Сы играет на флейте, как техник Ли рассказывает про «звёздные войны», каких только ощущений не было в душе! Я вдруг подумал, что у меня всё выходит слишком медленно. Сколько дел нужно сделать, сколько не доделано. Мне нужно быстрее меняться. Передаточные колёса не могут останавливаться, не может останавливаться и любовь. Я установил фонари, но они до сих пор не горят, хотя улицы Валичжэня уже давно должны быть освещены. Человек, которого я люблю, не хочет говорить со мной, хотя нам суждено было быть вместе с детства. Все дела откладываются — сначала одно, потом другое, и в результате всё не так. Но жалеть поздно. Помоги мне, брат Баопу, быстрее!