Старый корабль - [129]

— Ушёл последний герой Валичжэня! — выкрикивал Суй Бучжао, ковыляя по улице и беспрестанно спотыкаясь.

От его криков люди сокрушались. Постепенно это подействовало даже на молодых, они прекратили веселье и смех. Если Чжао Додо со своим автомобилем и «должностным лицом» приводили всех в смущение, а потеря свинцового цилиндра вызывала тревогу, то смерть Ли Цишэна стала для людей настоящим горем. Ответственные работники городского парткома лично спрашивали Ли Чжичана, не нужна ли помощь в организации похорон, а Ли Юймин вызвался помогать семье Ли в хлопотах. Урождённая Ван, услышав крики Суй Бучжао, спешно закрыла магазин и явилась в дом умершего, чтобы строго следить за выполнением всех обрядов. Она расспросила Ли Чжичана о подробностях последних часов жизни покойного, беспрестанно что-то прикидывая на пальцах правой руки. Тут Ли Чжичан, у которого и так всё лицо было мокрое от слёз, разрыдался в голос. Но Ван строго остановила его, сказав, что в течение восьми часов плакать нельзя, нельзя и громко разговаривать. Она велела ему плотно закрыть главный вход и стала читать нараспев. Так прошло восемь часов, уже стемнело, и они вдвоём стали обмывать Ли Цишэна и переодевать его. Ли Чжичан включил лампочку, но Ван тут же выключила её. Она зажгла маленькую, размером с большой палец, свечу и стала переодевать покойника.

В тот вечер всё новые группы людей приходили проститься с Ли Цишэном. Покойному и во сне не могло присниться, что у него в городке столько безмолвно любящих его старых друзей. Люди приносили благовония и столько ритуальной бумаги, что вскоре образовалась целая стопка высотой с чайный столик. Среди прощавшихся больше всех печалились старики и старушки, они начинали плакать, даже не успев положить ритуальную бумагу. Будь Ли Цишэн жив, живы были бы в памяти людской и прошлые годы. Эти годы были полны крови и слёз, но были и радость, и смех. Ли Цишэн умер и унёс с собой память о прошлом, и старики вдруг ощутили в головах зияющую пустоту. Глядя на то, как опечалены старики, молодые тоже начинали понимать, что случилось нечто серьёзное и задавались вопросом: вот не стало Ли Цишэна, и кто теперь изобретёт сочники во время голода?.. Ответа не было, всё непонятно как сменилось плачем и всхлипываниями.

Поддерживаемые детьми и внуками старики из всех семей непрерывным потоком подходили к дому Ли Цишэна. Народу было слишком много, можно было лишь постоять какое-то время, поставить палочку благовоний, совершить поклон и удалиться. Человек из семьи Ли вёл учёт подносимой ритуальной бумаги, аккуратно отмечая всё карандашом. Урождённая Ван сидела на молитвенном коврике и что-то говорила нараспев с закрытыми глазами. Её лицо то появлялось в колеблющемся пламени свечи, то пряталось в тени. Ли Чжичан встречал и провожал прибывавших, что-то отвечая охрипшим голосом. Когда посетителей стало меньше, появился Четвёртый Барин с посохом и ритуальной бумагой под мышкой. Как и при его появлении перед поминальными табличкам Суй Даху, все присутствующие растрогались, со вздохами следя, как он ставит палочку благовоний. Покончив с этим, Четвёртый Барин трижды поклонился телу усопшего, пожал руку членам семьи Ли и ушёл. Не успел он уйти, как явился с ритуальной бумагой и Чжао Додо. Засунув руки в карманы, он с мрачным выражением лица огляделся по сторонам. Одет он был в аккуратно выглаженный европейский костюм, чем немало поразил всех.

Прошло немного времени после ухода Чжао Додо, как заявилась «должностное лицо». Наряжена она была невыносимо, но все считали, что нельзя что-то говорить пришедшим выразить соболезнование. Но потом все увидели, что у неё нет с собой даже ритуальной бумаги. Сквозь тонкую блузку явственно виднелась грудь, затянутая ремнём с металлическим покрытием талия подчёркивала выступающий маленький и круглый задок. Она прошла сразу во внутреннее помещение, громко вопрошая:

— Управляющий Чжао здесь? Ему звонят по телефону. — Все молчали. Она снова обратилась к молчавшим с обеих сторон. — Видели его? — И вновь не получила ответа.

Тут с молитвенного коврика поднялась урождённая Ван, отвесила «должностному лицу» пару оплеух и выругалась:

— Дрянь паршивая!

В замешательстве «должностное лицо» хотела что-то сказать, но к ней подошли двое мужчин из семьи Ли, приподняли и бесцеремонно вышвырнули из ворот в темноту.

Все присутствующие — и старые, и малые — впервые в жизни видели, чтобы женщина в полном обличии искусительницы явилась соблазнить дух умершего. Урождённая Ван стала читать с удвоенной энергией и громче, чем раньше. В это время подоспел Суй Бучжао с племянником и племянницей. Они встали на колени и долго не желали вставать. Стоявший чуть впереди Суй Бучжао негромко изливал душу, слёзы у него текли ручьём.

На другой день установили навес, где расположились приглашённые той же урождённой Ван музыканты. Как и перед поминальными табличками Суй Даху, они играли одну за другой превосходные мелодии. Единственным отличием было отсутствие беспокоящей магической флейты, и от этого музыка стала более трогательной. В день похорон почти все жители городка вышли на улицы. Потом говорили, что это были самые величественные похороны в Валичжэне за последние несколько десятков лет и что их нужно занести в анналы городской истории.