Старый дом - [181]

— Ничего, она… славная. — И окончательно уверившись в своей догадке, грубовато пошутил: — Харитон Андреич, на свадьбу пригласите, как-никак соседи?

Кудрин махнул рукой: дескать, пока ничего не известно… Поговорили еще немного, затем Олексан стал прощаться. Кудрин проводил его до порога и тут вспомнил:

— А, погоди, Олексан! Насчет кукурузного звена надумал?

— Решено, Харитон Андреич. Думаю, с Сабитом можно кашу сварить…

— Правильно, Сабит парень толковый. И вообще, я не вижу, чего тут осторожничать? Дело верное. А жена не заупрямится?

— Говорил я с ней. Она согласна…

— Значит, понимает? Молодчина! Другая на ее месте могла бы заартачиться, поднять великий шум, дескать, почему да по какому праву моего мужа переводите на невыгодную работу… Значит, не против? Ну, передай ей большое спасибо. Будь здоров, Олексан!

Вернувшись домой, Олексан справился у Глаши: "Как мать?"

— Жиденького супу немного похлебала. Вкусно ей показалось, теперь, говорит, может, на поправку пойду…

От выпитой водки у Олексана чуть кружилась голова. Он взял журнал, но читать не смог. Глаза слипались, и он словно провалился в какую-то бездонную глубину. Вдруг сквозь сон припомнил: "Значит, Кудрин надумал жениться на агрономке…" Ему приснилось, что он идет по дороге, а через дорогу разлился широкий ручей талой воды. Галя стоит растерянная, в туфельках. Ей никак не перебраться. Тогда Олексан подхватил ее на руки, бережно перенес через поток и осторожно опустил. Но когда он поднял на нее глаза, вместо Гали перед ним оказалась Глаша…

На улице телеграфные провода гудели точно десяток потревоженных пчелиных роев: мороз сковывал землю на долгие месяцы… Было около полуночи, когда Зоя почувствовала какой-то толчок изнутри и раскрыла глаза. Необычайное ощущение легкости и спокойствия охватило ее, она не чувствовала своего тела, словно кто-то невидимый бережно держал ее на весу. Ей показалось, что в доме очень жарко, будто в знойный летний день. Зоя прислушалась: да, и впрямь пришло лето, слышно, как гудят пчелы в садике за баней. Но почему они гудят так встревоженно, неужели приспело нм время роиться? Как нарочно, ни Макара, ни Олексана дома нет, с утра ушли на работу. Господи, не упустить бы рой, успеть вернуть! Надо побрызгать водой, тогда рой сядет где-нибудь поблизости, оттуда его можно собрать в лукошко. Слава богу, этой весной они с Макаром выставили восемь ульев, к осени ожидается прибавка, лишь бы не упустить отроившиеся семьи. А рой гудит все сильнее и тревожнее, того и гляди улетит, тогда его ни за что не догнать. "Осто, хоть бы Макар был дома! — в отчаянии подумала Зоя, хватаясь за сердце. Боясь упустить рой, она в одном платье выбежала за дверь, но сени почему-то оказались закрытыми. В отчаянии она шарила руками, тщетно пытаясь отыскать щеколду. Ей было душно, не хватало воздуха. Тогда она закричала тонко и протяжно: "Откройте-е… Рой уходи-и-и-т… Уходи-и-и-т!"

Олексан с Глашей спали крепко и не слышали, как Зоя в бреду поднялась со своей постели, хватаясь за стены, добралась до двери и очутилась в сенях. У нее еще хватило сил дойти до второй двери, холодеющими пальцами ухватиться за железную скобу, но тут силы покинули ее. И она медленно сползла на колени. Перед глазами поплыли и бешено запрыгали синие, зеленые, красные круги, затем все погрузилось в беспросветную темноту…

Телеграфные провода на улице гудели, словно разъяренные осы: мороз все глубже и глубже проникал в землю.

К утру тело Зои Кабышевой закоченело, стало чугунным. Правая ее рука застыла на железной скобе двери, будто она и после смерти продолжала цепко держаться за свой дом…

14

Рано утром к Самсонову постучался бригадир. Он не сел на предложенный хозяином стул, строго спросил:

— Ты что же, Григорий Евсеич, резину тянешь? Долго будешь держать свою овцеферму? Все продали свою лишнюю скотину, один ты упорствуешь! Или ждешь, чтоб для тебя вынесли специальное решение общего собрания?

— А у меня и нет ее, лишней скотины! — обрезал Самсонов.

— То есть как это нет? — удивился бригадир. — По списку ты должен снести на ферму четырех овец!

— Хе, мало что можно намарать на бумаге! Бумага все стерпит, напиши хоть четыре, хоть двадцать четыре…

Самсонов проткнул бригадира ехидными глазками: "Али не так? Знаем, все понимаем…"

— Ну, ладно, Самсонов, не время мне с тобой манежиться! Ответь в точности, когда овец сведешь на ферму? Или решение колхозного собрания для тебя не закон?

— Против закона я не стою, а только лишней скотины у меня нет. Коли словам не веришь, пойди погляди…

Пришлось бригадиру выйти вслед за хозяином. Самсонов с грохотом отбросил металлический, из шипового железа запор и широко распахнул дощатую дверь хлева. Теплый воздух, перемешанный с едким навозным духом, клубами вырвался из полутемной пасти просторного хлева. Белая с темными пятнами корова равнодушно повела на людей большими лиловыми глазами, шумно вздохнула, не переставая перемалывать жвачку. В углу пугливо жались четыре овцы.

Бригадир вопросительно посмотрел на Самсонова, тот развел руками:

— Как есть все на виду. Врать мне ни к чему, истинный бог…