Старые мастера - [45]

исхудавшего и бледного; он почти все время молчал, опираясь на свою трость, развязанные шнурки ботинок волочились по полу, из-под брючин выглядывали теплые кальсоны. Когда теряешь самого близкого человека, то не хочется жить дальше, сказал он тогда в Амбассадоре, но надо продолжать жить, раз уж нам не хватает мужества для самоубийства; мы обещаем у открытой могилы любимого человека, что вскоре отправимся следом, но проходит полгода, а мы все еще живы, потому что победил страх, сказал Регер тогда в Амбассадоре. По тогдашним словам Регера, его жене исполнилось восемьдесят семь лет, но она вполне могла бы прожить больше ста лет, если бы не упала на улице. В ее смерти повинны муниципалитет Вены, австрийское правительство и католическая церковь сказал тогда Регер; если бы муниципалитет Beны, который отвечает за состояние улиц, распорядился бы посыпать песком тротуары на подходах к Художественно-историческому музею, моя жена не поскользнулась бы; если бы Художественно-исторический музей, который принадлежит государству и подотчетен правительству, вызвал бы «скорую помощь» сразу, а не спустя полчаса, то моя жена не оказалась бы лишь через час в принадлежащей католической церкви Больнице братьев милосердия, где хирурги запороли операцию, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Муниципалитет Вены, австрийское правительство и католическая церковь виновны в смерти моей жены, сказал Регер тогда в Амбассадоре, и я вспомнил об этих его словах, сидя рядом с ним на скамье в зале Бордоне. Муниципалитет Вены не отдал распоряжение посыпать песком тротуары, несмотря на гололедицу, Художественно-исторический музей вызвал «скорую помощь» только после настойчивых, повторных требований, хирурги из Больницы братьев милосердия запороли операцию, а в результате — моя жена умерла, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Вы теряете самого близкого и самого любимого человека только из-за того, что муниципалитет Вены проявил беспечность, австрийское правительство виновно в преступном неоказании помощи, а католическая церковь попустительствует профессиональной неграмотности. Вы потеряли самого необходимого вам человека только потому, что городские и государственные власти, а также католические власти безразличны к судьбам людей, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Умер человек, с которым вы прожили душа в душу почти сорок лет, прожили в любви и взаимном уважении, а умирает он только из-за преступной халатности городских и государственных властей и католической церкви, сказал тогда Регер. Умер единственно близкий вам человек, а все только из-за беспечности, халатности муниципалитета, правительства и католической церкви. Внезапно вас навсегда покинул любимый человек, единственно близкий вам на всем белом свете, а все только потому, что муниципалитет, правительство и католическая церковь проявили глупость и безответственность, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Вас навеки разлучили с человеком, которому вы обязаны всем и который дал вам поистине все. Внезапно вы остались в квартире один, без близкого человека, который десятилетиями неустанно заботился о вас, облегчал вашу жизнь, и произошло это по вине муниципалитета, правительства и церкви, допустивших преступную небрежность, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Неожиданно вы оказались у разверстой могилы того человека, жизнь без которого всегда представлялась вам совершенно невозможной, сказал, насколько мне помнится, Регер тогда в Амбассадоре. Муниципалитет Вены, австрийское государство и католическая церковь виноваты в том, что я теперь один и обречен на одиночество до конца моих дней. Женственная и умная женщина, полная любви и отменного здоровья, внезапно погибает только потому, что муниципалитет Вены забыл, видите ли, распорядиться, чтобы посыпали песком скользкие тротуары на подходе к Художественно-историческому музею, а находящийся в собственности государства и ведении правительства Художественно-исторический музей своевременно не вызвал «скорую помощь», и, наконец, хирурги из принадлежащей католической церкви Больницы братьев милосердия запороли операцию, сказал тогда Регер. Мне больше не следовало бы переступать порог Художественно-исторического музея, сказал Регер, когда спустя семь месяцев после смерти жены он снова пришел сюда. Правда теперь дорогу к музею аккуратно посыпают песком, но ведь моей жены уже нет, сказал он. И надо же было отправить ее именно в Больницу братьев милосердия, о которой я никогда не слышал ни одного хорошего отзыва. По замечанию Регера, ему всегда подозрительны те больницы, в названии которых фигурирует слово милосердие, так как этим понятием слишком уж любят спекулировать. Именно эти больницы и есть самые немилосердные, ибо в них неизменно царят некомпетентность, корыстолюбие вместе с лицемерным, гнусным пустосвятством и ханжеством, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Теперь мне остался только Амбассадор, мой угловой столик, к которому я очень привык за долгие годы, сказал тогда Регер. У меня есть лишь два пристанища, куда я отправляюсь, если не знаю, что мне делать с самим собою — это угловой столик в