Старухи - [17]
– И всё же… Почему нельзя «русский» говорить? – спросила Людмила конкретно Анну.
– Отвечаю. Скажешь слово «русский» – заденешь национальное чувство другого народа.
– Да ерунда это все! – возмутилась Нинка. – Я родом из Калмыкии. При этом – русская. И калмыки знали, что я русская. Так и говорили: «Наша Нинка – русская». И любили мы друг друга, уважали и никого за национальное чувство не теребили. С какого хера я теперь должна называть себя россиянкой?! Им, выходит, можно быть калмыками, а мне русской быть нельзя?!
– Да, им можно, – вздохнула Анна.
– А кто это придумал?! Какой окурок?! – разозлилась Нинка. – Или не один? Их много по телевизору показывают. Сидят в большом зале и придумывают.
Прежде нажрутся всяких вкусностей, чтоб спорее было выдумывать…
Старухи захохотали, а отсмеявшись, продолжили разговор о «русском» вопросе, и возобновила его Евдокия:
– Вы так и не ответили на мой вопрос: почему нельзя говорить «русский»?
– Да забудь ты про этот вопрос, – оборвала Нинка. – Нет его. И русских нет. Запомни. Есть только россияне.
– Нельзя же так! – возмутилась Людмила. – Еще и стесняться стали, что мы русские. Нам плюют в лицо, и мы же считаем себя виноватыми. Надо протестовать!
– А что мы можем здесь, живя в лесу, сделать? – спросила Анна. – Мы старые, немощные и никчёмные.
– Одним словом, русские, – припечатала Ульяна.
Помолчали…
– Вот евреи, например, не так… – проговорила Людмила.
– Они – да! Они за себя постоять умеют! – подхватила Нинка.
– Смотрите, как интересно! – обратилась к подругам Анна. – Евреи перестали о себе говорить – и исчез «еврейский вопрос».
Старухи заговорили наперебой:
– Да его никогда и не было – этого еврейского вопроса!
– Не скажи!..
– Ещё какой был!
– Сейчас у самих евреев появились дела поважнее, чем о себе напоминать…
– Слушайте, девчата! – обратилась к «девчатам» Нинка. – Среди нас нет ни одного еврея! Куда это годится?!
– К сожалению, нет, – вздохнула Людмила. – Они смышленые… А я, например, русская, – нет…
– Мы все такие, – сказала Анна-Историк. – нам до сообразительности евреев далеко…
– Получается, что было бы хорошо, если бы в каждой русской семье был хоть один еврей, – сделала вывод Нинка.
– Получается так, – согласилась Ульяна. – Но их тут нет, а нам зимовать.
– И какая связь? – удивлённо спросила Людмила.
– Самая прямая. Объясняю. Евреи много работают и почти все играют на скрипках.
– Поголовно! Как ужаленные! – поддержала Ульяну Нинка.
– И что из того? – недоумённо спросила Анна.
– А то, что поскольку мы не евреи, – серьёзным голосом сказала Ульяна, – к тому же, старые «не евреи», и работать не можем…
– И скрипок у нас нет! – выкрикнула Нинка. – А то бы я!..
Старухи засмеялись, а Ульяна едва заметно улыбнулась, а продолжила:
– Поэтому нам надо идти в лес и в поле – за грибами, ягодами и травами.
– Не очень убедительная логика, – недовольно сказала Анна.
– Что ты, Ульяна, привязалась? Тебе-то что?! – проворчала Нинка. – За тобой сын приедет.
– Не факт, что я уеду с ним… – ответила Ульяна.
Пришло новое утро, и снова старухи на скамейке. Все, кроме Ольги-Ельцинистки, которая не появлялась уже несколько дней.
– Что с нашей Олей-то делается? – задала Гламурница-Людмила вопрос, мучивший и Елену Олеговну.
– Я была у неё сегодня утром, – сказала Евдокия.
Старухи живо повернулись в сторону Евдокии, ожидая подробного рассказа. Но рассказа не последовало. Евдокия молчала.
Нинка встала со своего места, подошла к глядящей поверх озера Евдокии, ткнула её остреньким кулачком в бок и грозно спросила:
– И что?!
– А что?
– Ты чего идиотничаешь?! Пришла ты к ней!.. И что?
– Ну, да, пришла…
– А она?!
– А она – ничего. Сидит – смотрит в стенку.
– А на стенке что?!
– Хватит, девчата, дурочек корчить! – заругалась Ульяна. – Всё-таки, что с Ольгой?
– Да как что?! – повысила голос Евдокия. – Страдает она! В стардом разве хочется?!
– Не хочется… Никому не хочется… – печально-обречённо сказала Мария.
– О! Надо к ней Марию послать! – глядя на Марию, сказала Ульяна.
– А что – Мария? – удивлённо спросила Людмила.
– Пусть посмотрит… Давление там, сердце…
– А у нее что, измерялка есть?
– Нет, конечно. А ей не нужно. Она придёт, потрогает пульс, послушает ухом сердце, в глаза посмотрит и все скажет: и чем человек болеет, и какую траву заваривать… Мария многое может, и потому её нужно слушаться.
– Будем слушаться, а то нам все равно лечиться негде, – согласно кивнула головой Людмила. – Дерут немилосердно.
– Сейчас все дерут, – подытожила Нинка.
– Наверняка бывают и такие, которые не дерут, – неуверенно сказала Евдокия.
– Бывают, бывают, – поддержала Евдокию Ульяна. – Сейчас расскажу. А ты, Дуня, наверняка помнишь!
Старухи затихли и приготовились слушать. Ульяна обычно говорила немного, но всегда интересно.
– Было это года четыре назад, – начала свой рассказ Ульяна. – Вдруг ночью случается у меня сердечный приступ! Что делать? Куда бежать? Не могу шагу ступить. Болит что-то в груди, ноет… Спасибо, Евдокия помогла. Напоила меня каким-то зельем и повела в соседнюю деревню. Сказала, что там есть больница. А идти туда аж пять километров. Для меня с приступом это было все равно, что земной шар обойти.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.