Старший оборотень по особо важным делам - [34]

— Р-р-р-р! — Кожурина растопырила пальцы, изображая лапы готового атаковать тигра.

— Ой! Нет, не убивай меня…

— Ладно, живи. А вот приятеля твоего Шилова приласкать придется.

— Ты о чем?

— О том, что арестовывать его надо.

— Ты что, серьезно? — недоуменно смотря на Кожурину, Голицын заложил в станок очередную партию документов.

— Меньше будет тусоваться с авторитетами.

— Так это ж часть его работы.

— Под бандитскую дудку плясать?

— Тань, ты чего? — Голицын отложил шило. — Ты же не первый день в следствии, и оперативную работу знаешь.

— Юра, похищение людей — это преступление…

— О чем ты говоришь?!

— Я говорю о законе, который нельзя нарушать никому, в том числе и твоему распрекрасному Шилову. Превышение служебных полномочий — это минимум. А если по максимуму…

— Тань, ты бы не спешила, а? Я в теме, там море нюансов.

— Ну вот разберемся.

— А Шилов здесь при чем? Тех парней повязал Гера Моцарт, его и закрывайте.

— Его тоже, само собой. Им в камере на пару веселее будет.

Голицын встал, подошел к столу Кожуриной.

Она продолжала разглядывать пальцы, подправляя кроваво-красный маникюр.

— Тань… Ведь это Арнаутов тебя подбил? У него на Шилова давно зуб. Ты не допускаешь, что это его подстава?..

Кожурина воткнула кисточку в пузырек с лаком. С прищуром посмотрела Юрке в глаза. Она уже чувствовала, что он сейчас скажет. Ничего особенного, об этом давно шептались в прокуратуре.

И как только он это сказал, мгновенно отреагировала.

— …или ты замуж любой ценой хочешь?

— А не пошел бы ты на все буквы? Пока лицо целое!

Голицын хмыкнул и, качая головой, вышел из кабинета.

А уже через пятнадцать минут он разговаривал с Шиловым.

Они прогуливались по скверу неподалеку от здания прокуратуры.

— Значит, говоришь, банда Шилова — Дробышева? — усмехнулся Роман.

— Угу.

— Красиво звучит!

— Я поговорю с прокурором…

— Подставишься, и тебя тоже в оборотни запишут.

— Попытка — не пытка.

— Спасибо. Но, вообще-то у меня к тебе другая просьба. Мне надо Мишу Краснова выпустить на подписку. В тюрьме его заставят изменить показания, как Селиванова, или убьют.

Голицын что-то прикинул, вздохнул:

— Да-а, дела! Это надо с шефом решать.

— Попробуешь что-нибудь сделать?

— Попробую. Когда надо?

— Сейчас уже надо. Потом будет поздно.

— Как всегда. Ладно, давай!

Пожав Шилову руку, Юра ушел.

В эфире неслись короткие переговоры групп наружного наблюдения:

— «Первый» — «Шестому»: что у вас?

— Объект сел на скамейку, курит. Связь уходит. Ведем ее?

— Установите, кто такой, и догоняйте нас.

— Понял, первый. Работаю.

Шилов приехал домой, но заходить в квартиру не стал. Постоял на лестничной клетке, наблюдая в окно. Когда во двор въехала и скромно заняла место в ряду других машин неприметная «шестерка» темного цвета, он тихо выругался.

Выругался в свой адрес. Дебил! Ты что, первый год в розыске? Раз они взялись прослушивать телефон, то и «ноги», конечно, приставили. Как долго они за ним ходят? Еще вчера померещилось «что-то такое». Он проверился, и решил — действительно, померещилось.

Так, что они могли видеть сегодня? С утра поехал на работу, пробыл там несколько часов, потом встретился с Юркой Голицыным. Но сам факт такой встречи ничего компрометирующего в себе не содержит, а их разговора «ноги» услыхать не могли. Юрка отправился в прокуратуру — наверняка его проводили, чтобы установить личность, — он же приехал сюда, купив по дороге газету.

А что было вчера и позавчера? Ладно, потом будет время вспомнить и проанализировать свои перемещения и контакты. Но, если навскидку, ничего особенно ценного для УСБ слежка пока принести не могла.

Шилов позвонил в соседнюю квартиру. Открыла пожилая хорошо одетая женщина.

— Лариса Павловна, здравствуйте!

— Да, дорогой.

— Можно от вас сделать звоночек, а то у меня телефон барахлит.

— Господи, да конечно. Проходите на кухню, Ромочка… А я стираю.

— Спасибо. — Шилов устроился у телефона, а женщина скрылась в ванной, где шумела вода и работала стиральная машина.

— Как родители?

— Да ничего, позванивают, — Шилов нашел в газете объявления о сдаче квартир и взялся за телефон.

Большинство квартир оказалось уже сдано. Повезло с одним из самых последних: и место удобное, и условия ничего.

— Хорошо. Нет, смотреть не буду, въеду прямо сегодня. Хорошо… Хорошо… Договорились!

После этого Шилов перезвонил Соловьеву:

— Серега! Бери нашу гражданскую «девятку» и подъезжай к Гостинке, на Перинной линии. Где-то через тридцать минут. Понял? Все.

Поблагодарив Ларису Павловну, Шилов ушел.

На кухонном столе осталась лежать открытая на разделе «Сдача жилья» газета с рукописными пометками Шилова.

Виноградов раскладывал на компьютере электронный пасьянс «Солитёр».

Он делал это три-четыре раза в течение рабочего дня, чтобы, как он сам говорил, освежить голову. Пасьянс, чашка чая с лимоном — и можно снова работать.

Раздался стук в дверь.

Виноградов свернул игру, придал лицу нужное выражение и развернулся от компьютера к основному письменному столу:

— Войдите!

Вошел Федоров. По его виду было понятно, что есть какие-то новости.

— Ну, что у тебя? — поторопил Виноградов.

— Шилов конспиративно встречался со следователем, у которого дело Чибиса. Сейчас сидит дома.