Старшины Вильбайской школы - [57]
После Кроссфильда встал Риддель. Это было сигналом для взрыва самых разнородных чувств. Разумеется, все парретиты и большая часть отделения Вельча были против него, зато все отделение директора, поддерживаемое Кьюзеком, Пильбери и их компанией, бурно приветствовало старшину. Речь его дышала простотой и смелостью.
Мистер Риддель. К сожалению, я не могу не согласиться с мнением мистера Ашлея. Да, наша школа далеко не то, чем она была и чем она должна бы быть. Охотно соглашаюсь с ним и в том, что мы могли бы иметь несравненно лучшего старшину. О себе я, впрочем, распространяться не намерен. Возвратимся к Вильбаю и вильбайцам. Мы не то, чем должны быть, допустим. Но мало сознать свои недостатки — надо постараться избавиться от них. Как же этого достигнуть? Конечно, до тех пор, пока мы, как лебедь, щука и рак, будем тянуть в разные стороны, мы этого не достигнем. Каждый достойный носить имя вильбайца не может не сокрушаться настоящим порядком вещей. Но разве порядок этот неизменим? Разве благо и честь всей школы не важнее мелких дрязг из-за того, кому быть старшиной и чье отделение лучше? Понятно, что каждый стоит за свое отделение. И я как вельчит постараюсь, чтобы наше отделение заявило о себе с хорошей стороны. (Сочувственные крики младших вельчитов.) Если каждое отделение будет стараться возвыситься не за счет других отделений, а ради славы школы, нам не придется долго жаловаться на вырождение Вильбая. Помните, что сказал, уезжая, Виндгам? Вот его слова: «До тех пор пока каждый вильбаец будет думать прежде о школе и уже потом о себе, Вильбай будет держаться на прежней высоте». Старик Виндгам был прав. Помните, как чествовали мы его за эти слова? Почему же не последовать теперь его совету?
Эта речь вызвала единодушный взрыв восторга. Сам Блумфильд почувствовал ее силу, и даже наиболее крайние из парретитов не могли отказать ей в одобрении.
— Ну, дружище, поздравляю тебя с победой, — сказал Ферберн старшине в этот вечер. — Ты разом завоевал все сердца. Теперь все пойдет, как по маслу. После долгой междоусобицы настанет блаженный мир.
Но — увы! — нарушенный мир не так-то легко восстановить, и вильбайцы не замедлили в этом убедиться.
XIX
ВИЛЬБАЙ ПОМЕШАЛСЯ
Не прошло и недели после последних парламентских прений, как вильбайцы, позабыв и речь Ридделя и свои благие намерения, нарушили дисциплину — да не двое-трое каких-нибудь буянов, а все поголовно. Вот как было дело.
Шельпорт, городок по соседству с Вильбайской школой, имел своего представителя в парламенте, и как раз около того времени были назначены выборы. Выборы эти волновали не только весь город и всех окрестных жителей, но и все население школы, начиная с директора и его дам и кончая последним фагом. Насколько они интересовали школьников, могут служить доказательством те приветствия, которыми было встречено заявление Мерисона по этому предмету на последнем заседании вильбайского парламента.
С незапамятных времен Вильбайская школа была школой либералов, или вигов. Юные политики не могли бы сказать с точностью, что такое виг; они знали только, что это нечто противоположное тори, или радикалам, но это не мешало им быть ярыми вигами. Сверх того, на этот раз они были лично заинтересованы в наступающем событии: кто-то открыл, что кандидат вигов сэр Джордж Пони приходится троюродным дядей Принглю, одному из фагов отделения Паррета; кандидат же радикалов мистер Чизмен был чужой, другими словами — никто. По всем этим причинам вильбайцы сознавали себя не последними участниками в шельпортских выборах и страшно суетились по этому поводу.
Уже в течение многих дней наиболее ярые из политиков устраивали частные собрания, на которых и изливали свои антирадикальные чувства. Обыкновенно на этих собраниях кто-нибудь один изображал вига, а другому навязывали роль ненавистного радикала. Чествование одного и глумление над другим служили неисчерпаемым источником удовольствия для юных патриотов, и когда по окончании баллотировки оказывалось, что виг получил 15999 голосов (в Шельпорте было 16000 жителей), а радикал только один, принадлежавший, как подразумевалось, ему самому, общий восторг не знал границ.
Даже солидные воспитанники старших классов принимали к сердцу интересы вигов и во время выборов носили цвета этой партии, и горе было смельчаку, рисковавшему украсить себя значком противной партии, Но, конечно, больше всех суетились «мартышки»; они пользовались всяким случаем, чтобы заявить о своем рвении. Их обуяла в это время внезапная страсть к желтому цвету: желтые розетки, желтые ленты так и мелькали. Маленькие патриоты не расставались с ними даже в постели. В те выборы, которые я описываю, героем дня был Прингль: стоило ему показаться, чтобы вызвать взрыв восторженных приветствий. Зато Броуна, который жил в Шельпорте и отца которого подозревали в радикализме, преследовали до такой степени, что он стал почти тяготиться жизнью.
