Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [69]
Мнение матери больше не довлело над Цинлин, и Красная сестра вновь поселилась в Шанхае, сменив добровольное изгнание на затворничество в родном городе.
Накануне похорон матери Цинлин был арестован Дэн Яньда, занимавшийся в Китае организацией подпольной «третьей партии». Он так и не смог повидаться с Цинлин. Из всех противников Чан Кайши, в число которых в то время входил даже сын Сунь Ятсена Фо, Дэн Яньда представлял собой наибольшую угрозу. Он обладал не только харизмой и лидерскими качествами. В отличие от Чан Кайши, он имел тщательно продуманную политическую программу. Посетив несколько стран Европы и Азии, Дэн Яньда узнал, как управляют другими государствами, и разработал подробный план действий, основная идея которого заключалась в избавлении крестьянства от бедности. Главным источником неприятностей для Чан Кайши оказалось влияние Дэн Яньда на армию, где у него нашлось множество сторонников. Чан Кайши отдал приказ тайно убить Дэн Яньда в Нанкине 29 ноября 1931 года.
Информация просочилась наружу. Надеясь, что это лишь слухи, Цинлин отправилась к Чан Кайши в Нанкин – умолять его освободить Дэн Яньда. Это был единственный раз, когда она лично обращалась с просьбой к мужу сестры. Цинлин выбрала максимально дружелюбный тон и начала со слов: «Я приехала, чтобы уладить ваши разногласия с Дэн Яньда. Пошлите за ним, и мы все обсудим»[359]. Некоторое время Чан Кайши молчал, потом пробормотал: «Уже поздно…» Цинлин взорвалась: «Палач!» Генералиссимус поспешил покинуть комнату. Цинлин была в отчаянии. Она выступила с критикой Гоминьдана и впервые публично призвала к его «свержению»[360]. Ее статья, занявшая две первых полосы в «Нью-Йорк таймс», привлекла всеобщее внимание. Подпись под снимком печальной Цинлин гласила: «Я выступаю от имени революционного Китая». Переведенную на китайский язык статью опубликовала влиятельная шанхайская газета «Шэньбао». За этот и другие акты неповиновения генералиссимусу управляющий директор газеты Ши Лянцай был убит.
Именно после смерти Дэн Яньда Цинлин обратилась к тайному представителю Коминтерна в Шанхае с просьбой принять ее в ряды коммунистической партии. Цинлин уже работала на коммунистов: Коминтерн и так пользовался ее помощью, поэтому ей незачем было становиться членом партии. Вступив в нее, Цинлин была бы вынуждена не просто подчиняться приказам и соблюдать дисциплину коммунистической организации, а серьезно рисковать своей жизнью, не только подвергаясь преследованиям со стороны Чан Кайши, но и участвуя во внутрипартийной борьбе, о которой она знала не понаслышке.
Однако Красная сестра была настроена категорично. Она думала лишь о том, как разделаться с Чан Кайши. Представителю Коминтерна Цинлин заявила, что «готова на все» и «прекрасно понимает», чем чревата подпольная работа в Шанхае. Представитель медлил, Цинлин настаивала. В конце концов Коминтерн уступил ее требованиям. Впоследствии это решение было признано «большой ошибкой»: «как член партии, она утратила свою уникальную ценность». Членство Цинлин в партии сохранили в тайне[361].
Об этом стало известно лишь в 80-х годах ХХ века, уже после смерти Цинлин. Этот факт обнародовал Ляо Чэнчжи, сын Ляо Чжункая, преданного соратника Сунь Ятсена, погибшего от руки наемного убийцы. Ляо-младший сам был коммунистом-подпольщиком. Он вспоминал, как однажды в мае 1933 года Цинлин пришла к нему домой. Под каким-то предлогом Цинлин деликатно выпроводила из комнаты мать Ляо, свою близкую подругу, и, оставшись с ним наедине, заговорила: «Я пришла сюда по поручению верховного руководства партии». «Верховного?» – Ляо недоуменно уставился на нее. «Коминтерна», – пояснила Цинлин, и он едва не вскрикнул от изумления. «Тише, – велела она. – У меня к тебе два вопроса. Первый: может ли наша подпольная сеть продолжать работу в Шанхае? Второй: мне нужен список с именами всех известных тебе предателей». Она сообщила, что у Ляо есть десять минут, чтобы записать имена предателей, вынула из сумочки сигарету, закурила, встала и ушла в комнату к его матери. Через десять минут Цинлин вернулась, и Ляо отдал ей список. Она снова открыла сумочку, достала еще одну сигарету, высыпала из нее немного табака, ловко свернула лист со списком в длинную тонкую трубочку и спрятала в сигарету. Затем она ушла. Ляо писал в мемуарах: «Хотя с тех пор прошло почти пятьдесят лет, я отчетливо помню каждую минуту этой краткой встречи, продолжавшейся не более получаса»
