Старшая Эдда. Песни о богах в пересказе Ильи Бояшова - [31]

— Что же, — сказал тогда Утгарда-Локи, — пришло время рассказать тебе всю правду. Знаю я, как ты относишься к ётунам и к нам, инеистым великанам, вот почему решил открыться здесь, за городскими стенами, надеясь, что никогда больше ты не вернёшься в наш город. Слушай же: ведь это я повстречался вам в лесу, назвавшись Скрюмиром. Котомка моя была стянута путами из волшебного железа, вот почему не смог ты её развязать — такое не под силу было бы сделать даже твоему отцу. Что же касается попыток убить меня ночью, то и одного удара было бы достаточно, но каждый раз я подставлял тебе вместо своей головы обломок скалы, а в темноте ты не заметил этого! Если не веришь, то не поленись, посмотри — валяется обломок на том месте до сих пор, и в нём три отметины одна глубже другой. Что касается состязаний, с Локи соревновался не кто иной, как Огонь, — сам знаешь, насколько Огонь прожорлив, вот почему и сжёг он без остатка не только мясо с костями, но и половину корыта. Твой слуга Тьяльви пытался бежать наравне с Мыслью, что невозможно ни для бога, ни тем более для человека, ибо Мысль опережает всё на свете. Когда ты пил из рога, я испугался, что ты всё выпьешь, так как ясно увидел твою силу, ведь другой конец рога опускался в океан. Выйди сейчас на морской берег и увидишь, насколько океан обмелел, ведь ты выпил без малого половину. В образе кошки предстал перед тобой сам мировой змей. Правду сказать, не только я, но и все очевидцы были напуганы, когда кошка приподняла одну лапу, ведь это означало, что едва достало длины змея удержать на земле свои хвост и голову — такова была твоя мощь, с которой не может справиться ни один из великанов. Ещё более испугались мы, когда ты взялся бороться с самой Старостью и в пылу схватки упал всего на одно колено. Ведь не бывало ещё ни одного из смертных, кого бы не повалила Старость! А теперь давай распрощаемся, и лучше было бы, если б мы распрощались навсегда. Во всяком случае, не советую тебе, сын Одина, ещё раз приходить в мой город, ибо бесполезно бороться со мной, пока я жив. Поверь мне, я всегда найду способ обмануть тебя и оставить с носом.

Услышав эти слова и осознав, как его одурачили, Тор пришёл в неописуемое бешенство. И более всего взбесился он от того, что из-за козней конунга упустил возможность расправиться с самым заклятым своим врагом — змеем Ёрмунгандом, — ведь ас мог расквитаться с ним одним ударом молота. В великой ярости схватился Тор за Мьёлльнир, да не тут-то было — Утгарда-Локи исчез, как его не бывало, а вместе с ним исчез и город — одни голые скалы остались на том месте. Тор вынужден был признать своё поражение.

Но, несмотря на эту неудачу, Тор по-прежнему продолжил воевать с чудовищами, предпочитая первым появляться в их землях. Случалось, правда, и великаны навещали Асгард — приходилось тогда Рыжеволосому выручать из беды не только других асов, но даже своего отца. Так однажды Высокий, оседлав Слейпнира, прибыл в страну ётунов и явился к турсу по имени Хрунгнир. У того ётуна был конь, которого звали Золотая Грива. И вот схватились Один и великан в споре. Хрунгнир с пеной у рта утверждал, что не сыщется коня более быстрого, чем Золотая Грива. Один смеялся над турсом и подначивал его — что касается издевки, то Высокий хорошо умел вести подобные разговоры. Неудивительно, что вскоре своими колкостями Один довел ётуна до бешенства. Затем вскочил Всеотец на восьминогого жеребца и тут же исчез из виду. Хрунгнир погнался за асом на Золотой Гриве — путь лежал через леса и горы, однако ётун никак не мог догнать Высокого и так разъярился, что не заметил, как оказался внутри стен Асгарда, проскочив следом за Одином в открытые ворота.

Когда разъярённый ётун появился в дверях чертога Высокого, находившиеся там асы предложили великану выпить и поднесли ему пива в чаше, из которой обычно пил Тор. Сделали они это не без умысла — лишь силач мог испить эту чашу до дна, да и то в несколько глотков. Великан же осушил чашу одним махом, чем немало встревожил асов. Затем, захмелев, Хрунгнир принялся хаять богов и похваляться перед асами и эйнхериями тем, что способен поднять всю Вальхаллу и унести её с собой на плечах. Дальше — больше: пригрозил ётун перебить всех богов, а жён их, включая Фригг и прекрасную Фрейю, взять себе наложницами. Наконец, турс, которого словно за язык кто-то дёргал, потребовал принести ему всё пиво, какое только найдётся в городе, и поклялся тотчас разделаться с ним. Такого асы не могли больше вытерпеть и послали за Тором.

Сын Одина, как только ему донесли о случившемся, пришёл в великий гнев и, схватив молот, тотчас явился в чертог отца. В ярости спросил он асов, кто из них допустил, чтобы в палатах самого Одина распивали пиво косматые ётуны, у которых изо рта несёт гнилью, и прислуживала бы им, словно рабыня, сама Фрейя. На то Хрунгнир ответил, что не кто иной, как Высокий, пригласил его выпить. Тор, потрясая молотом, в бешенстве поклялся, что не позволит наглому ётуну покинуть Асгард — здесь он найдёт свой конец. Хрунгнир сказал, что невелика честь убить на пиру безоружного — пусть-ка попробует Тор разделаться с ётуном, когда в руках турса окажется щит и хотя бы даже не меч, а простое точило. И добавил великан, что если рыжеволосый отпрыск Одина расправится с ним сейчас, то будет выглядеть в глазах всего мира распоследним трусом и подлецом.