Старопланинские легенды - [52]

Чубра посмотрел на него насмешливо.

— Я их поймаю! — крикнул Иван Белин, рассерженный этим взглядом.

— Поймаешь, если кто другой их держать будет.

— Поймаю!

— Как же! Пусть поживут звереныши…

Корчмарь Радослав принес еще одну бутылку вина, и Чубра перестал противоречить. Но как сумасшедший все время повторяет одну и ту же фразу, случайно застрявшую в его памяти, так Иван Белин не мог больше говорить ни о чем другом, кроме как о волчице. И снова вспыхнуло препирательство.

— Могу! — кричал Иван Белин.

— Как же!.. — дразнил его Чубра.

Тогда Иван Белин встал, надвинул свою огромную мохнатую шапку до самых бровей, как делал всегда, принимаясь за работу, и быстрыми шагами пошел к выходу. В дверях он обернулся, провел рукой по своим длинным усам и сказал Чубре:

— Сбрею себе усы, если не добуду волчат. Вот подожди немного, увидишь…

Иван Белин направился прямо домой. Там, не говоря ни слова, начал что-то искать, роясь в чуланах и сундуках. А баба Бяла тем временем бранила его, зачем он покинул стадо на мальчика, который остался при овцах один-одинешенек. Старик, молчал и даже не объяснил, что ищет, а только усмехался из-под усов. Наконец он нашел какой-то мешок, осмотрел его, чтобы убедиться, что в нем нет дыр, и отложил в сторону. Потом достал свое старое кремневое ружье, осмотрел и его, щелкнул курком и присоединил к мешку. Но когда он вытащил длинную веревку и начал ею опоясываться, глаза бабы Бялы расширились от изумления и стали совсем круглыми. Она смотрела на мужа, не зная, что и сказать.

— Дай мне теперь мыла, — сказал Иван Белин все так же таинственно. — Я пойду вешаться.

— Господи боже! — закричала старуха и перекрестилась. — Ты с ума спятил. Совсем спятил старик.

И, как всегда в минуты горькой обиды, она засуетилась, начала причитать и жаловаться.

Иван Белин, покачивая головой, усмехался. Потом взял мешок и ружье, проверил, не забыл ли прицепить к поясу свой большой пастуший нож, и вышел.

* * *

Перед вечером, подремав немного после обеда, Чубра вышел на улицу. Хотя он не верил предсказаниям Ивана Белина, но все же посмотрел на небо и убедился, что действительно надо ждать засухи. Тени дошли уже до середины дороги, а было еще жарко, пыль жгла подошвы. Вспомнив про Ивана Белина, Чубра усмехнулся. Он был убежден, что баба Бяла сумела вразумить старика и отправить его к стаду.

Вдруг послышался какой-то шум, и Чубра обернулся в ту сторону. В верхней части села из-за поворота дороги показалась большая толпа народу. В чем дело? Дети и женщины выбегали из домов и присоединялись к зрителям. Визг, крики. Но как будто на несчастный случай не похоже. Толпа приближалась. Какой-то высокий человек, выделяясь из всех своим ростом, нес что-то на плечах, перекинув это поперек, как пастухи носят овцу или ягненка. Это было нечто белое и большое, но не похожее ни на овцу, ни на ягненка.

— Мара, Мара, — послышался пискливый голос девочки, — смотри! Волк, волк!

И действительно, Иван Белин, раскрасневшийся и усталый, — Чубра узнал его, — нес на плечах волка.

— Как же!.. — привычно прошептал Чубра, не веря своим глазам.

Толпа подхватила его и понесла за собой.

— И волчата тут же! — кричали дети. — В мешке!

У Радославовой корчмы Иван Белин остановился и сбросил свою ношу. На земле распростерся громадный страшный зверь. Это была та самая седая волчица, о которой все слышали. Соструненная, с палкой между челюстями, вся замотанная и стянутая веревками, она не могла ни укусить, ни даже разинуть или закрыть рот. В ее боку большая красная рана. Жизнь в ней еще теплилась, но уже видно было, что она умирает. Ее глаза то открывались, то закрывались. В мешке, брошенном рядом, шевелились два живых комочка.

Иван Белин, более обычного потемневший в верхней половине лица — вокруг глаз и под черными бровями — и еще более веселый и улыбчивый в нижней половине, коротко и отрывисто рассказывал, как он поймал волчат и как потом застрелил самое волчицу. Слушатели ловили каждое его слово, глядя то на него, то на распростершегося на земле странного зверя.

— Ну, Иван, это ты здорово! — крикнул Чубра, пробившись через толпу.

Иван Белин поднял свою огромную шапку. Глаза его как будто совсем исчезли под темными бровями, но морщины около седых усов смеялись.

— Смотри! — коротко и гордо ответил он и показал на волчицу.

— Как же, — растерянно бормотал Чубра, — как же…

Иван Белин развязал мешок и достал волчат. Они были совсем как маленькие щенята, только с торчащими ушами, серые, пушистые, а глаза синие, словно бусины. И тут волчица — об этом женщины потом говорили между собой — медленно открыла глаза и опять их закрыла.

Иван Белин завязал мешок. Всеобщее любопытство было удовлетворено. Мужчины, собравшись в кучки, все еще о чем-то толковали, а женщины, взяв за руки детей, собрались уходить, но не могли оторвать глаз от волчицы. Среди них царило молчание.

— Бедняжка! — прошептала одна.

— И ведь дети у ней… Боже мой…

И во взглядах, которые эти матери бросали теперь на Ивана Белина, горели ненависть и гнев.

Дребезжа подкатила телега и остановилась. Лошади упирались и фыркали. Это приехал Чубра.