Старопланинские легенды - [51]

* * *

Прошло несколько недель. За это время Иван Белин больше не видел седой волчицы и почти забыл о ней. Как и у всякого человека, его настроение легко менялось. А теперь его беспокоило и другое: на утренних зорях стало сухо и тепло, роса не выпадала, в воздухе — ни единой капли влаги, солнце на восходе багрового цвета, а небо серое, мутное. По этим приметам Иван Белин предсказывал засуху. И действительно, засуха уже наступила, причем с каждым днем все усиливалась. Но Иван Белин знал, что и как устроено в мире, и не приходил в отчаяние.

— Ничего, ребята, — говорил он. — Господь знает свое дело. Пускай теперь будет жарко — хлеба созревают. А вот пройдет жатва, увезут снопы, откроется стерня по колено. Тогда этим заморышам не только будет где попастись, но они падать от обжорства будут.

Иван Белин говорил это маленьким пастушатам, которые каждый день собирались вокруг него. Вчерашние школьники, они сдали свои экзамены и теперь с сумкой через плечо, с пастушьим рожком у пояса пасли каждый по нескольку овец. Для них Иван Белин был большим авторитетом: человек мудрый, у которого есть все, что требуется настоящему пастуху. Уже своим внешним видом он привлекал к себе, располагая в свою пользу. Это — высокий, костистый старик, у него белые как снег волосы и такие же усы, но брови остались совсем черными. И оттого лицо его кажется разделенным на две разные половины: нахмуренное и немного суровое в верхней части и улыбчивое, веселое — в нижней. Говорил он медленно, растягивая слова, но приятным и сочным грудным басом. Он знал множество сказок и историй, и с помощью одной маленькой хитрости, которой слушатели даже не замечали, ему удавалось достигать того, чего другой человек не мог бы достичь ни добром, ни наказанием. Если ему было лень двигаться, не хотелось вставать из-за пустяков, он прерывал сказку на самом интересном месте и говорил кому-нибудь из окруживших его пастушат:

— Миланчо! Иди-ка, голубчик, верни вон тех овец. Прямо в пшеницу лезут.

Или:

— Стоянчо! Возьми-ка бутылку и сбегай к роднику за водой. Ну, быстро. Мы тебя подождем, и тогда я расскажу, что пастух ответил царице.

И ребята его слушались. Но иногда старик применял еще большую хитрость. Около Большого источника было одно место, где всегда, даже в самую большую засуху, зеленела свежая трава. Это место Иван Белин хотел оставить за собой. Чтобы не допустить туда мальчиков, он пугал их, рассказывая, особенно в сумерки, что там, у Большого источника, в лунные ночи выходит из воды белый буйвол с такими огромными рогами, с такими страшными глазами…

Но в характере Ивана Белина была и еще одна странная черта. Он выпивал не часто, его нельзя было назвать пьяницей. Но вот проходил месяц-другой, в течение которых он и не заходил в село, и вдруг, без всякого повода, без всяких предварительных сборов и даже мыслей об этом, он бросал стадо, покидал его на попечение жены или кого-нибудь другого и, словно против воли, побуждаемый посторонней силой, шел в корчму. Заходил туда будто бы купить табаку, фитиль для огнива или другую мелочь вроде этого, заказывал только одну рюмку ракии и все торопился уйти. Но вскоре рюмку сменяла бутылка, потом другая, и в конце концов он напивался как следует. Тогда он заламывал шапку на затылок, открывая свой наполовину черный, наполовину белый хлеб, и, хотя глаза прятались в тени черных бровей, под огромными усами оставалась прежняя улыбка. И в пьяном виде Иван Белин был таким же безобидным и добродушно веселым, как в то время, когда рассказывал пастушатам сказки. Он откалывал разные шутки, танцевал, свистел, надувая щеки и вращая глазами. И часто эти пиршества заканчивались тем, что, когда поздно ночью он уходил, ноги не повиновались ему и, так как его дом стоял на горе, приходилось призывать на помощь руки и идти на четвереньках.

Через два месяца после встречи с седой волчицей Иван Белин в один прекрасный день, почувствовав, что его зовет таинственный голос, оставил свой плащ, сумку, палку и очутился в корчме. Сразу пошло веселье, потому что тут же оказался Петр Чубра. Это был сверстник и приятель Ивана Белина, но он не верил ни его пророчествам, ни историям, которые тот рассказывал, и любил противоречить ему и его дразнить — не почему-либо, а просто ради смеха и в расчете на угощение. И теперь, когда Иван Белин, по месяцам молчавший в поле, стал выкладывать все, что накопилось у него в душе, Чубра одному верил, другому не верил. Верил, когда рюмки были полны, возражал, когда они были пустые. А когда они выпили немного больше, между ними вспыхнул такой спор, что посторонний человек мог бы подумать, что сейчас дело дойдет до драки.

Иван Белин не оставался в долгу. Увидев, что его предсказания о засухе и новых войнах не помогают, он стал искать что-нибудь другое, чтобы удивить и унизить этого упрямца. И вдруг встал, покачиваясь на своих длинных ногах, поднял черные брови и крикнул Чубре:

— Слушай! Я знаю такое…

— Ничего ты не знаешь, — прервал его Чубра.

— Нет, знаю.

— Волков одних знаешь.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Иван Белин, трясясь всем своим громадным телом. — Волков. Ха-ха-ха! Ты прямо раньше меня сказал. Да, знаю я волков! Знаю, где живет седая волчица, и видел ее волчат. Их двое, вот такие…