Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений - [6]

) на колько лет взяти», — на что Сигизмунд ответил (через послов), что «естли бы его милость хотел напротивку его (Василия III. — М. К.) валку почати, тогды его милость тых часов ку валце ся не зготовил»⁶². Однако король чувствовал себя неготовым не только к наступательной, но и к оборонительной войне против Москвы и поэтому приказывал панам-раде снарядить посольство в Москву, которое должно было заявить там протест по поводу умаления королевского титула и заключить на несколько лет перемирие⁶³.

Посольство И. Б. Сапеги и М. В. Яновича прибыло в Москву в марте 1532 г. с полномочиями на заключение «вечного мира». Однако об условиях мира стороны не смогли договориться: «Шигона и диаки звали русские городы великого князя вотчиною, а послы звали городы русский королевою вотчиною»⁶⁴. Тогда послы предложили заключить перемирие «на колко лет пригоже». Но великий князь встретил это предложение без особого энтузиазма; послам было заявлено: «нам перемирье которого для дела с ним имати? заньже было межи нас с ним (королем. — М. К.) перемирьа много, и в том прибытка нам мало»⁶⁵. Московская сторона предложила заключить мир, уступив королю «волостей и сел, которые ему пришли с рубежа», но послы даже для перемирия требовали уступки Чернигова, Гомеля и иных городов, на что получили решительный отказ. В конце концов Василий III согласился лишь продлить перемирие с 25 декабря 1532 г. (когда истекал срок прежнего соглашения) еще на год⁶⁶. Показательно, что послы, попросившие было пятилетнего перемирия, услышав от великого князя, что «боле того нам перемирье взяти нелзе», заявили: «государева воля, и мы и на то делаем»⁶⁷. Из этого диалога хорошо видно, кто больше нуждался в перемирии. Единственным утешением для литовской стороны могло быть то, что в составленной 10 апреля 1532 г. записи о продлении перемирия на год королевский титул был написан полностью⁶⁸.

Однако продление перемирия не принесло спокойствия на литовскую границу: как уже говорилось, именно во второй половине 1532 г. ходили упорные слухи о намерении Василия III захватить Киев. Нападения опасались и в других пограничных городах: в конце того же 1532 г. канцлер Литвы Ольбрахт Гаштольд со слов могилевского державцы В. И. Соломирицкого сообщал королю об «умысле» «неприятеля московского», задумавшего «под замъки нашы украинныи подтегнути и шкоду им учынити»⁶⁹. В этой связи представляется ошибочным утверждение А. А. Зимина, что с момента продления в апреле 1532 г. перемирия и до смерти Василия III «отношения с Литвой ничем не омрачались»⁷⁰.

Известия о воинственных намерениях московского государя подтверждались его явной незаинтересованностью в дальнейшем сохранении перемирия. Последнее при жизни Василия III посольство в Литву — В. Нащокина и подьячего Т. Дубровина, отправленное из Москвы 8 октября 1532 г., — везло только длинный перечень обид, причиненных литовскими подданными людям великого князя у Гомеля и Стародуба; в январе 1533 г. послы вернулись с ответным списком «шкод», представленным литовской стороной⁷¹. Миссия Нащокина вызвала в Великом княжестве крайне настороженную реакцию: литовские паны опасались даже, что это посольство преследовало разведывательные цели и, как только оно вернется в Москву, «тогды тыи слухи суть, ижбы он (Василий III. — М. К.) валку з нами почати мел»⁷².

Между тем король всячески старался сохранить драгоценное перемирие: в июле 1532 г., узнав о задержании сандомирским воеводой шедших в Турцию московских купцов, он послал ему приказ немедленно освободить купцов и оправдаться тем, что воевода не знал условий заключенного с великим князем московским перемирия⁷³. Так и не дождавшись от Василия III предложения о заключении мира или продлении перемирия, Сигизмунд 27 июля 1533 г. послал в Москву Ивана Боговитиновича. В основной части посольства отводились протесты московского князя на пограничные обиды, а вина за то, что между их подданными «справедливость не стала», возлагалась на Василия III. Инструкция И. Боговитиновичу предусматривала также поднятие вопроса о перемирии без ущерба для королевского престижа: литовский посланник должен был дожидаться, пока московская сторона сама заговорит о перемирии, окончание срока которого уже приближалось, и тогда как бы от себя предложить великому князю прислать по этому вопросу своих послов к королю (поскольку-де с королевскими послами Василий III ни мира, ни перемирия заключать не захотел), но если бы посланник увидел, что великий князь не хочет слать в Литву послов, то он должен был тогда уже от королевского имени попросить охранную грамоту на приезд в Москву литовского посольства⁷⁴.

Однако Василий III в просимой охранной грамоте на королевских послов отказал, потребовав, чтобы в состав посольства вошли указанные им лица, а в самой охранной грамоте чтобы было ясно сказано, что она выдана по просьбе короля⁷⁵. Петр Томицкий, подканцлер Польши, в письме одному из своих корреспондентов сетовал на то, что охранный лист на послов не получен и дело, похоже, идет к войне, к которой литовские паны в настоящее время не готовы