Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений - [40]

Водяной знак по обрезу — корона (тиара).

Опубл.: 1) Кром М. М. «Горький полоняник чолом бьет…»: Беды и заботы служилого человека в литовском плену // Родина. 2002. № 7. С. 35 (док. 2); 2) РА. № 94. С. 200—201.

Комментарии

№ 1

Письмо кн. Ф. В. Оболенского боярину кн. И. Ф. Овчине Телепневу Оболенскому не могло быть написано ранее января 1536 г.: в своем послании князь Федор благодарит двоюродного брата за щедрые подарки и заботу о своей семье и сыне, между тем, как явствует из переписки королевского секретаря Н. Нипшица с прусским князем Альбрехтом, возы с подарками были доставлены в Вильну, где содержался пленник, в начале января указанного года⁵⁴⁹. Другим датирующим признаком можно считать тот факт, что князь Федор пишет о сыне Дмитрии, но не упоминает о дочери, между тем в послании, отправленном в Литву с Яковом Снозиным 2 марта 1536 г., кн. Иван Овчина Оболенский сообщал брату радостное известие о рождении дочери⁵⁵⁰. Поэтому можно предположить, что интересующее нас письмо кн. Ф. В. Оболенский написал в январе 1536 г., а в следующем месяце А. Горбатый доставил его в Москву⁵⁵¹.

Скопировав послание кн. Федора Оболенского князю Ивану Овчине, не известный нам по имени писарь гетманской канцелярии составил на том же листе перечень адресатов, которым посылали письма пленный воевода и его слуги. В этом списке мы видим цвет московской аристократии — бояр кн. Василия и кн. Ивана Васильевичей Шуйских, а также кн. Василия Андреевича Микулинского (по-видимому, он же упоминается в тексте еще раз как князь «Василий Андреевич Большой»). Здесь же члены семьи князя Федора — жена Ульяна, сын Дмитрий, дочь Авдотья — и многочисленные представители клана Оболенских: князья Василий Федорович Лопатин, Петр Иванович Немого, братья последнего Дмитрий и Федор Ивановичи (в списке они названы только по имени-отчеству, без семейного прозвания)⁵⁵². В том же перечне упомянута княгиня Анастасия, жена (или вдова) князя Андрея Петровича, под которым, скорее всего, следует понимать кн. Андрея Петровича Лапу Нагого из того же клана Оболенских⁵⁵³.

Среди корреспондентов князя Федора Васильевича мы обнаруживаем также двух дьяков — Федора Михайловича Мишурина и Петра Фоминича Горина⁵⁵⁴, а также Ивана Дмитриевича Боброва, служившего постельничим при Василии III⁵⁵⁵. Из лиц, упомянутых в данном списке, лишь одного — Василия Шершня — не удалось идентифицировать.

В целом перечень адресатов князя Федора Васильевича наглядно отражает его связи в московской придворной среде, показывая, к кому он обращался за помощью и покровительством. Это были, в первую очередь, члены многочисленного клана Оболенских во главе с временщиком кн. Иваном Овчиной Телепневым, знатнейшие бояре вроде князей Шуйских, влиятельные дьяки, как, например, Ф. М. Мишурин.

№ 2

Основным датирующим признаком, позволяющим определить нижнюю хронологическую грань, ранее которой письмо А. И. Горбатого сыну его господина, князю Дмитрию Федоровичу Оболенскому, не могло быть написано, служит упоминание о пребывании кн. Ф. В. Оболенского в Мельницком замке. Между тем, как было показано выше (см. гл. 6, с. 104), князь Федор Васильевич был переведен в этот замок из Вильны не ранее сентября 1536 г.: имеющиеся в источниках сведения о раскрытии приписываемых ему планов побега относятся к концу августа указанного года⁵⁵⁶. Из текста можно понять, что перевод знатного пленника в Мельницкий замок произошел сравнительно недавно: автор письма сообщает своему корреспонденту об этом событии как о новости («…а седит нынеча отець твой… в королевском замку Мелнику»). Поэтому послание кн. Д. Ф. Оболенскому датируется предположительно осенью 1536 г.

Можно попытаться сузить эти хронологические рамки. Дело в том, что в сентябре — октябре названного года в Вильне находился посланник великого князя Ивана IV Тимофей Хлуденев⁵⁵⁷, а из переписки Сигизмунда I с гетманом Ю. Радзивиллом известно, что некие пленники («вязни, который по замком украиным мешкают») пытались передать послу письма, но они были перехвачены бдительным стражником — Никифором Бобоедовым, которому гетман поручил не допускать контактов русского посланника с сидевшими в литовском плену соотечественниками. Перехваченные письма были отосланы королю, по мнению которого их содержание было вполне безобидным («ничого там шкодного нет») — только просьбы о помощи и о выкупе из плена («одно просячи успоможенья а на окуп»)⁵⁵⁸. Можно предположить, что среди перехваченных писем находились и грамотки Андрея Горбатого. Во всяком случае, содержание дошедшего до нас письма кн. Д. Ф. Оболенскому вполне соответствует характеристике, данной подобным «листам» королем Сигизмундом. Если это предположение верно, то грамоту А. Горбатого кн. Дмитрию Оболенскому можно датировать сентябрем — началом октября 1536 г.

№ 3

Грамота Андрея Горбатого племяннику его господина, кн. Василию Федоровичу Оболенскому, датируется по тем же основаниям, что и предыдущий документ. Дополнительным датирующим признаком служит упоминание о том, что вместе с кн. Ф. В. Оболенским в заточении в Мельницком замке находятся князья Андрей Палецкий и Михаил Юрьевич Кривоног [Оболенский]. Поскольку нам известно, что кн. М. Ю. Оболенский был взят в плен под Кричевом (в конце июля 1536 г.), а в конце августа доставлен в Вильну