Старинные чешские сказания - [11]

– Да, я женщина и поступаю по-женски. Не сужу я вас с железной палицей в руках, вот и кажется вам, что мало я смыслю. Нужно вам, чтобы был у вас правитель построже? Пусть же будет по-вашему. Идите с миром домой. Пусть изберёт народное вече себе воеводу. Кого оно выберет, тот и будет мне мужем.

Так вымолвив, ушла она и тотчас послала гонцов в Казин и Тетин за сестрами. А сама между тем уединилась в самый отдаленный и сумрачный угол своего прекрасного сада. Там, среди густых зарослей кустарников, под развесистыми липами, было священное место, и никто, кроме Либуши и сестер ее, не смел туда заходить.

В тени старых лип стоял на деревянных столбах навес из плоских камней, поросших зеленым мхом и лишайником. Под этим навесом тускло блестела серебряная с золотой бородой голова деревянного идола, стоящего на грубо обтесанном валуне. Называли этого идола богом, и имя ему было Перун.

Либуша опустилась на колени и поклонилась ему до земли. Потом она уселась у подножия идола и оставалась там до конца дня. Уж солнце зашло и под деревьями стало темно, уж ветер ночной зашумел в зарослях и кустах, а она все сидела неподвижно, как статуя, и, глубоко задумавшись, перебирала в мыслях все происшедшее. Думала Либуша о том, кого выберет князем народ, что скажут сестры и будут ли с ней согласны.

Но вот она быстро встала. Перед ней в глубине темного сада появились Кази и Тета. Управитель, проводив сестер в сад, остался у ворот на страже.

Никто никогда не узнал, что сказала сестрам Либуша, о чем говорили и советовались три сестры, сидя у подножия идола.

Летняя ночь была на исходе, небо бледнело, и за замком, за стенами его, за вершинами деревьев затеплилась тусклая полоса рассвета. Уже повеяло холодом раннего утра, когда возвращались из сада дочери Крока. Посреди сестер, чьи головы были окутаны длинными покрывалами, шла Либуша в белоснежном девичьем венке. Спокойно было ее лицо, а взор устремлен вдаль. Безмолвно прошли они мимо управителя, и он удивленным взглядом долго следил, как сестры поднимались по ступеням, ведущим в главную палату замка, как исчезли за толстыми колоннами, на которых лежали еще предутренние тени.

* * *

Ранним утром разослала Либуша гонцов созывать народное вече. Когда закончилась жатва и пришел назначенный день, сошлось и съехалось в Вышеград великое множество родоначальников со своими людьми. Шел стар и млад, пеший и конный: в шапках, сукнях, плащах. Те, кому приходилось ехать глухими местами и дремучим лесом, были в шлемах и имели при себе оружие – меч и лук.

Издалека, с окраин Чешской земли, прибыли многие: от зличанских и пшовских границ, что на востоке солнца; с севера, где соседями чехов было лучанское гордое племя и литомержцы; с юга – с той стороны, где обитали нетолицы и доудлебы. Пришли люди из-за обширных лесов, что лежат за Кроковым замком и Стебнем; через них, идет путь в Домажлицы и дальше, в немецкие и баварские земли.

В посаде под Вышеградом, где изготовляли расписные седла, узды, шпоры и стремена, оружие и щиты, крест-накрест Окованные черным железом либо красноватой медью, не хватало места под крышей для прибывающих гостей. Их кони стояли привязанные к частоколам либо просто под сенью деревьев.

Шумно было в посаде под замком, шумно было на берегу реки. Родные и знакомые весело приветствовали друг друга. Об урожае, охоте, оружии толковали они. А больше всего разговоров было о ссоре двух владык, о суде над ними Либуши, о том, что теперь будет, кого выбрать им князем.

Когда настало время для сбора на вече, раздались звонкие трубные звуки со стен и сторожевых вышек. Могучим потоком хлынули толпы людей вверх к Вышеграду. Перед воротами замка, между двумя вышками, поток задержался. Каждый с изумлением взглянул на огромную голову кабана, что была прибита на перекладине. Указывая на нее, люди с похвалой и восхищением произносили имя Бивоя. Дальше хлынул поток, через высокие ворота, и разлился по широкому двору перед княжеским троном.

По сторонам трона были поставлены почетные сиденья – одно справа, другое слева от Либуши, – на них сели Кази и Тета. Все низко поклонились княжне. Величаво ответила она на поклон и сказала:

– Слушайте все, старейшины, родоначальники и весь чешский народ, почему созвала я вас. Цена свободы неведома вам. Я это познала по опыту. По внушению богов объявляю, что не буду уж больше вами я властвовать, ибо всем сердцем жаждете вы властителя-мужа. Нужен вам князь, что будет брать ваших сынов и дочерей к себе в замок на службу, забирать скот ваш и коней наилучших, что ему приглянутся. Служить будете, как еще не служили, а дань платить – какую еще не платили: куницами, белками и полотнами. И будет вам всем тяжко и горько. Зато не будете больше стыдить себя, что вами женщина правит. Не хочу я вас устрашать: говорю я лишь то, что известно мне стало по внушению богов. Князя выбирайте осторожно и с толком, ибо легко правителя посадить, но трудно его ссадить. Если тверды вы в ваших мыслях, все сбудется, как вы пожелаете. А хотите – посоветую, где найти вам князя, и объявлю его имя.

– Объяви! Объяви!

– Посоветуй! Посоветуй! – закричали все в один голос.