Старина и новь Магриба - [3]

Больше всего говорят об этом облике, да и вообще о взгляде на мир жителей Карфагена тех времен мозаики и фрески музея Бардо — своеобразного «тунисского Версаля», выстроенного в трех километрах от столицы великолепного дворца в мавританском стиле, когда-то бывшего загородной резиденцией тунисских беев. Весьма символично в нем сочетались в 1962 г. старина и новь: одна часть дворца была предоставлена парламенту молодой республики, другая — лучшему музою страны с ого пятью секциями: доисторической, пунической, римско-языческой, христианской и мусульманской. Но из всех собраний музея, каждое из которых заслуживает особого разговора, наиболее привлекает внимание коллекция древнеримских мозаик — крупнейшая в мире», как не без гордости сказано в местном путеводителе.

Осмотр мозаик действительно производит сильное впечатление. Почти все они выполнены во II в. н. э. В них чувствуется близость заката великого Рима и иное, не классически-античное, а более сложное, пестрое, более внимательное к деталям и более раздумчивое видение мира, скорее напоминающее византийское.

Вот, например, «Титаны в кузнице Вулкана». Мощные обнаженные атлетические фигуры и обреченные, покорные лица. Один замахнулся молотом с трудом, напрягая все силы, другой — нехотя, еле-еле, третий же вообще бессильно опустил молот и уставился на него г тупым безразличием. А вот мозаика из Дугги «Рабы, разливающие вино». Голые тела рабов кряжисты и непропорциональны, в них как бы заключена грубая, стихийная сила. А те, кому они наливают вина, — мелки, невзрачны, смотрят робко, почти боязливо. «Охотящаяся Диана» из Утики — отнюдь не красавица, а злая хищница, безжалостно целящаяся из лука в стройную газель. А веселый бог Нептун на другой мозаике печальным ликом и растрепанной бородой скорее похож на растерявшегося неудачника, не знающего, куда влечет его лодку четверка полулошадей-полурыб. И уж совсем иконописны, с остановившимися византийскими глазами, Одиссей и его спутники, слушающие пение сирен на мозаичном панно, сохранившемся лучше всех остальных. Можно отчетливо разглядеть не только завитки волос, застежки на плащах и роспись на щитах, но и оснастку и украшения корабля Одиссея.

Конечно, далеко не все из этих мозаик сейчас хорошо сохранились. Их краски, возможно, первоначально были светлее. Тем не менее не только по колориту и выбору цветовой гаммы, но и по форме рисунка, очертаниям и позам фигур, выражению лиц видно, что создателям мозаик хотелось высказать отнюдь не бездумный оптимизм и не типичное для классической античности любование красотой жизни, духа и тела человека. Нет, это искусство другого времени — эпохи пресыщенности и утомленности, уже явно знакомое с христианской идеей греховности и несовершенства человека, хотя христианство тогда еще не стало официальной религией. Но, очевидно, почти постоянная роль оппозиции по отношению к императорскому Риму способствовала более быстрому распространению христианства и влиянию его идей на местных жителей. Известно, что к концу II в. н. э. большинство их были христианами.

Римская Африка, располагавшаяся сначала на востоке нынешнего Туниса, а затем — на всем побережье Магриба, до сих пор внимательно изучается. Она как бы открывает иное лицо древнего Рима, каким оно выглядело на периферии самой могучей античной империи. Многое восприняв из наследия Карфагена, допуская употребление пунического языка и даже нечто вроде смешения культа древнеримских и фи ники неких богов, римляне зорко следили за тем, чтобы их военная и политическая мощь оставалась незыблемой. Поэтому они без устали возводили города и военные поселения, которые сплошной каменной цепью постепенно опоясали римскую Африку. Остатки этой цепи до сих пор напоминают о властной, величественной, по так в конечном счете и не удавшейся попытке латинской колонизации севера Африки.

По дороге из столицы Туниса в Кайруан, недалеко от Загуана (где есть источник, от которого берет начало 130-километровый Карфагенский акведук — самое большое сооружение такого рода в древности), среди невысоких холмов и степных просторов внезапно возникают руины древнеримской крепости.

— Здесь была мирная берберская деревня, — говорит гид, — затем карфагенское селение, на месте которого римляне заложили свой город Тубурбо-Майус.

На первый взгляд это еще более беспорядочное нагромождение камней, нежели развалины Карфагена. Прямо из земли торчат остатки строений, вернее, их фундаментов, основания стен и колонн, среди которых скупо пробивается жесткая степная трава.

Здесь был военный лагерь, форпост дальнейшей римской колонизации и одновременно сторожевая крепость на границе с древнеберберской Нумидией, воевавшей с Карфагеном и с Римом. Но что осталось от него? Каменные плиты в основании храма Меркурия, обломки колонн на центральной площади-форуме, широкая лестница и четыре великолепно сохранившиеся колонны несколько приподнятого над форумом Капитолия. Его исчезнувшие стены покоились на сохранившихся до сих пор шести слоях мощной каменной кладки. С другой стороны форума — красивая колоннада с длинным перекрытием. Нам показывают то, что когда-то было «банями», «рынком», «святилищем», но представить их себе трудно даже при очень сильном воображении. Всюду камни, камни… Разбитые, выветрившиеся, отколовшиеся, потемневшие от времени, треснувшие и… даже подгримированные. Видно, что некоторые колонны, начиная с основания, буквально заново сложены из отбитых и опять скрепленных цементом кусков. Они даже своим видом напоминают о грустном конце римской колонизации Магриба.