Старина и новь Магриба - [16]

Пора спускаться вниз. С 800-метровой высоты город достоин всех тех громких эпитетов, которые упоминались выше. Въехав в него, убеждаемся, что он еще лучше при ближайшем рассмотрении. Много зелени, прохлады, какого-то ощущения уюта и гармонии, хотя дома — самые разные и не похожи один на другой. На улицах многолюдно, но никакой спешки и толчеи. Наоборот, в поведении прохожих, одетых и по-современному, и в традиционные мусульманские костюмы, ощущается какое-то спокойное достоинство. Ловлю себя на мысли, что таким и должен, очевидно, быть идеальный город, если таковой вообще возможен: не перенаселен, не загазован, удобен, красив, свободен от скученности и суеты. В Тлемсене помимо природных особенностей известную положительную роль играет отсутствие заражающих атмосферу производств и удаленность от морского побережья, которое притягивает жителей внутренних областей. В городе (по данным 1974 г.) всего 80 тыс. человек, живущих преимущественно торговлей и ремеслами. Но хочется почему-то верить, что в создании благоприятных условий для жизни Тлемсена немалый вес имеет и наследование исторических традиций городской цивилизации, сменявших друг друга на этой земле различных эпох и династий. Как местные, так и прибывавшие сюда из разных уголков Средиземноморья — от Пиренеев до Малой Азии — правители обычно не ломали этих традиций.

Вчера и сегодня (разумеется, в историческом смысле) здесь еще иногда путаются. Из экзотической лавки ремесленника можно попасть прямо в кинотеатр, а из ультрасовременного магазина — в мечеть. Названный средневековым именем «Зайяниды», отель являет собой образец сверхмодерна внутри и подражания феодальному замку снаружи. Расположенная недалеко от него старая крепостная стена поросла мхом и производит впечатление запущенности, в то время как в самом отеле мы смотрим на телеэкране документальный фильм о Ленинграде и памятных местах Октябрьской революции…

С утра следующего дня направляемся в центр города, на площадь эмира Абд аль-Кадира. Почти вся она занята большим и тенистым сквером, под каждым деревом которого расставлены стулья и столики большого кафе. Большинство сидящих — старики в белых, серых и коричневых джеллябах, в традиционных тюрбанах, иногда с золотистыми или цветным1и повязками на красных фесках. Они степенно беседуют, медленно перебирая четки или потягивая кофе из маленьких чашечек. Кое-где среди них можно увидеть и молодых людей в пиджаках или белых рубашках, без какого-либо головного убора. Они, в отличие от старшего поколения, либо читают газеты, либо явно томятся в ожидании, то и дело покидая свои места и подходя к окружающим площадь многочисленным киоскам.

Недалеко от площади — национальный комиссариат партии ФИО и мэрия. Мы встречаемся с Хамудой Ишми и отправляемся на экскурсию по городу. Ишми рассказывает, что Тлемсен испокон веков был центром ремесел, особенно ковроткачества, и остается таковым и сейчас. Я вспоминаю, что первым из алжирских писателей у нас стал известен тлемсенец Мухаммед Диб, в чьих романах (в частности «Большой дом» и «Ремесло ткача»), переведенных на русский язык, описывается жизнь обитателей Тлемсена накануне второй мировой войны.

— Сейчас многое изменилось, — говорит Ишми. — Но тлемсенские ковры по-прежнему знамениты и на девяносто пять процентов экспортируются в Европу, что пополняет наши валютные запасы. Техника их выделки меняется. Раньше преобладали цветные ковры ручной работы, делавшиеся чаще всего в соответствии с традициями ковроткачества Кайруана. Ныне их вытесняют иные, окрашиваемые способом штамповки. В основном их производят мелкие мастерские, среди которых всего десятка два имеют более чем по двадцать работников.

Мы и сами замечаем, проходя мимо лавок, мастерских и ателье, которых здесь видимо-невидимо, что в каждом таком помещении, иногда втиснутом в полуподвал ил-и в погреб, обычно не больше двух мастеров или мастериц — ткущих, вяжущих, режущих или еще что-то делающих. Как правило, вход к ним с улицы свободен. Но нередко бывает и так, что самих хозяев просто не видно за плотной кучкой столпившихся то ли покупателей, никуда не спешащих, то ли соседей, которым надоело работать у себя в мастерской и захотелось прогуляться, то ли родственников, пришедших поразвлечь хозяев. Обычно такая небольшая толпа у входа не торопится расступаться перед вновь прибывшими и сладостно предается наслаждению тягучей, как мед, и по-восточному вежливой, приятной беседы.

Это вовсе не означает, что тлемсенцы вообще никуда не спешат. Наоборот. Достаточно посмотреть на быстрые, точные движения ковроделов, прядильщиц, сапожников, шорников, чтобы убедиться в обратном. Неподвижный на первый взгляд торговец, казалось приросший к своему стулу, начинает демонстрировать завидную живость движений и особенно речи, как только замечает, что посетитель вошел в его лавку не просто из любопытства, а что-либо купить. Помню, как еще в первый свой приезд в Тлемсен я заглянул в одну из лавок, где продавались одеяла и покрывала на кровати. Продавец не тронулся с места, не сделал никакой попытки меня заинтересовать и проводил равнодушным взглядом. Потом мне объяснили: