Старики и Бледный Блупер - [30]
К тебе прикасаются руки, нежные руки. «Все нормально, джархед.[126] Не дергайся. Я Док Джей. Слышишь меня? Ты во мне не сомневайся, морпех. У меня руки волшебные».
— Нет, — говоришь, — Нет!
Ты пытаешься объяснить рукам, что часть тебя пропала без вести. Ты просишь руки найти эту пропавшую часть, ты не хочешь, чтобы ее здесь забыли. Но ты не можешь говорить. Твой рот отказывается говорить.
И вот ты уже спишь. Ты доверяешь этим рукам, которые берут тебя и поднимают.
В одурманенном смертном сне ты видишь себя вербовочным плакатом, приколоченным к черной стене: «Корпус морской пехоты созидает мужчин — Тело — Разум — Дух».[127]
Ты чувствуешь, что разламываешься на три части… Слышишь незнакомые голоса…
— Что случилось? — говорит один из голосов в замешательстве и страхе.
— Что случилось?
— Кто там?
— Что?
— Кто там?
— Я Разум. А ты…
— Так точно. Я его Тело. Мне плохо…
— Это страшно глупо и смешно, — влезает третий голос. — Этого не может быть.
— Кто это сказал? — вопрошает Разум. — Тело? Ты?
— Я это сказал, дурак. Я Дух.
Тело презрительно фыркает.
— Я никому из вас не верю.
Разум медленно говорит:
— Ну, давайте разбираться логически. Наш человек ранен. Мы должны действовать организованно.
Тело хныкает.
— Слушайте, ребята, это же я там лежу, а не вы. Вы же не знаете, каково мне.
Разум говорит:
— Слышь, болван, мы все тут в одном положении. Не станет его — нас всех не станет.
— А он… — Тело не может решиться произнести это слово. — Мне нужно выжить.
— Нет, — замечает Разум. — не обязательно. Это они в такую игру играют. Я не уверен, что нам разрешено вмешиваться.
Тело приходит в ужас.
— Что еще за «игра»?
— Точно не знаю. Что-то там про правила. У них полно правил.
Дух говорит:
— Достал он меня. Я обратно не пойду.
Разум говорит:
— Ты должен вернуться.
— Вовсе нет, — говорит Дух. — Я поступаю так, как мне нравится. У вас нет власти надо мной.
— Ну и черт с ним, — говорит Тело.
Разум настаивает:
— Но Дух обязан вернуться вместе с нами.
— Нет. Он нам не нужен.
Разум обдумывает положение.
— Возможно, Дух привел стоящий довод. Возможно, и мне бы назад не надо…
Тело приходит в панический ужас.
— Не надо! Ну пожалуйста…
— Ну, а собственно, толку не будет и если мы не вернемся. В любом случае, наши действия на их игру не повлияют. От потери одного человека их игра никак не изменится. На самом-то деле, смахивает на то, что цель этой игры — как раз в том, чтобы людей терять. Нужно поступать практично. Пойдем-ка, Тело, назад.
Дух говорит:
— Скажите ему, что я без вести пропал.
Во сне ты просишь прийти капеллана Чарли. Ты познакомился с этим флотским капелланом, когда брал интервью для статьи. Капитан Чарли был фокусник-любитель. Своими фокусами капитан Чарли развлекал морпехов в палатах и затягивал духовные жгуты тем, кто был еще жив, но безоружен. Обращаясь к грубым детям-безбожникам, капеллан Чарли рассказывал о том, сколь милостив Господь, несмотря на его видимые проявления; о том, что десять заповедей написаны так кратко и лишены подробностей, потому что когда пишешь на каменных скрижалях, высекая буквы ударами молний, приходится быть кратким; о том, как Свободный мир обязательно победит коммунизм с помощью Господа Бога и пары-тройки морпехов, и о беспутности людей. Но однажды вьетнамское дитя подложило мину-ловушку в черный волшебный мешок капеллана Чарли. Капеллан Чарли засунул туда руку и вытащил яркий смертоносный шар…
— Поднимайся, кожаный загривок,[128] выдвигаемся.
— Что за…? — я узнаю комнаты, в которых нахожусь. Я помню эту комнату по прошлой поездке в Хюэ. Я во Дворце совершенной гармонии в Запретном городе.
Ковбой шлепает меня по руке.
— Хорош, Джокер, хватит притворяться. Мы знаем, что ты не убит.
Я поднимаюсь, сажусь. Я на брезентовых носилках из вертолетного комплекта.
— Именно так. Опа! Номер один! Первое «сердце»!
Стропила спрашивает:
— Пурпурное сердце?
Ковбой смеется:
— С этим жопа, крыса ты штабная. Не будет тебе «cердца».
Я охлопываю себя руками.
— Не гони. Куда меня?
Стропила говорит:
— Ты несколько часов в отключке был. Док Джей говорит, тебя из В-40 долбануло. Реактивным снарядом. Но у тебя всего-то контузия. А вот осколки кой-кому достались.
— Ну, — говорю, — по-служачьи вышло.
Скотомудила фыркает и сплевывает. Скотомудила вообще часто плюется, потому что думает, что так он выглядит круче. «Служак никогда не херят. Разве что тех, кого я сам подорву».
Донлон делает шаг по направлению к Скотомудиле. Донлон свирепо смотрит на Скотомудилу. Донлон открывает рот, но передумывает.
Стропила говорит: «Док Джей тебе морфия вколол. А ты его вырубить хотел».
— Именно так, — говорю я. — Крут я, даже когда без сознания. Но вот морфий этот — дурь классная.
Ковбой поправляет на переносице дымчатые очки, какие выдают в морской пехоте. «Я б и сам сейчас врезал. Жаль, времени нет, чтобы травки покурить».
Я говорю: «Э, братан, на тебя-то кто наехал?»
Ковбой качает головой. «Мистер Недолет теперь в категории "убит", — Ковбой вытягивает из заднего кармана красную бандану и вытирает чумазое лицо. — Взводного радиста ранило. Забыл, как звали, такой деревенский парень из Алабамы. Снайпер ему колено прострелил. Шкипер пошел его вытаскивать. Гранатой накрыло. Граната их обоих накрыла. По крайней мере… — Ковбой оборачивается и глядит на Скотомудилу. — По крайней мере, Мудила так говорит, а он в голове шел».
Повесть о морской пехоте США во Вьетнаме. Легла в основу фильма С.Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» (Full Metal Jacket).
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.