Старая кузница - [11]

Митя ехидно щурит на Антона единственный глаз, в азарте топорщит в его сторону рыжую клочкастую бороденку.

— Ка-ак же! Сгарнизуетесь! Варлаковские вон тоже позапрошлый год, знаешь-понимаешь, в коммунию сгарнизовались. Звону было на всю округу, а, кроме сраму, ничего не получилось.

В переднем углу прокатился злорадный хохоток. Антон угрюмо хмурится и растерянно замолкает.

Неожиданно на выручку ему приходит Иван Протакшин, который до этого неодобрительно прислушивался к перепалке между Митей и Антоном.

— Варлаковских, слышь, что в пример брать, — рассудительно говорит он. — Кабы не подожгли их, у них что и путное вышло бы.

Мужики у дверей оживляются, Антон снова поднимает голову.

— Варлаковские только почин сделали, — зло гудит он. — А теперь вон по всей России поднялось. Ни Варлаково, ни нас не минует.

— Вот ты, Михалыч, — обращается Иван Протакшин к Андрею, который молча и с некоторым недоумением слушал спорящих, — ты через разные места прошел. Надо быть, примечал, как там в деревнях народ живет?

— А ничего, — миролюбиво говорит Андрей, — ничего народ, живет потихоньку.

— Так-таки и потихоньку? — сомневается Антон.

— Чего ж ему беспокоиться-то? Хлеб сеют, землю пашут…

— Пашут-то пашут… — ворчит Антон недовольно.

— Вот, слышь, в газетах пишут, — подхватывает Иван, — будто линия должна такая выйти насчет крестьянской жизни, и, значит, начали мужики кое-где в артели сбиваться, в товарищества такие. Как оно в других-то местах об этом слышно?

Все настораживаются. Мужики у порога смотрят на Андрея с надеждой, даже дышать перестали, ожидая, что скажет грамотный, повидавший жизнь в других местах кузнец.

— Да, слыхать, что-то будто затевается, — вяло говорит Андрей, — болтают кое-где…

— Это мы, Михайлыч, каждый день слышим, что болтают, — с иронией перебивает его нетерпеливый Антон, — только послушай Домну Ильичеву да того вон «праведника», — зло кивает он на Митю, — такого наворотят, аж нос зажмешь. А нам желательно знать, как эта политическая линия партии проводится.

Задетый грубоватой настойчивостью Антона, самолюбивый Андрей отвечает отрывисто:

— Мне, правду сказать, некогда было интересоваться, какая там идет политическая линия. У меня своя работа была: молотком стучать да инструмент ремонтировать. На это особой и линии никакой не надо, так получается, без линии.

Наступило неловкое молчание. Дедушка Петро, желая выручить Андрея, деликатно переводит разговор на другое. Заговорили о погоде, о видах на урожай.

Мужики у дверей по одному встают и молча выходят из избы.

Ушел вскоре и дедушка Петро. В избе остались Матвей Сартасов, Никита Твердышев да еще два-три водивших с ними компанию хозяина. Наконец встают и они.

— Ну, живи, Михалыч, — приветливо говорит Матвей, довольный тем, что Андрей не принял сторону Антона. — Обрастай, становись на ноги. Да в гости милости просим. Посидим, покалякаем. По нынешним временам трудовым людям дружнее держаться надо, а не рвать друг у дружки. Да и… другим не давать потачки.

И уже у порога, как бы между прочим, спросил, остро глядя на Андрея:

— Ты ведь, Михалыч, надо быть, в совет-то не бросишь захаживать, дружбу там терять, а?

Видя, что Андрей мнется, Матвей веско добавляет:

— Теперь бы особо надо тебе к этому месту поближе быть. Не на одних голодранцах должна советская власть держаться. Надо и нам, справным хозяевам, дружбу с ней заводить… А ты теперь, видать, будешь одним из первых.

Андрей, невольно улыбаясь, качает головой:

— Нет-нет, Матвей Никанорыч. Какой я справный хозяин? Далеко еще мне до него. Хотя бы добиться, как при отце жили…

Упоминание о Михайле-кузнеце, давнем противнике «почтенных», не понравилось Матвею, и он не поддержал разговора. Вместе с Никитой и Григорием вышел из избы.

Андрей, польщенный вниманием солидных людей, радушно провожает гостей, выходит вслед за ними на крыльцо и в замешательстве останавливается.

На крыльце, невозмутимо покуривая самокрутку, сдвинув на затылок свою старую солдатскую шапку, сидит Захар.

— Захар Петрович! — обрадованно восклицает Андрей, справившись с минутным смущением. — Чего же вы в избу не проходите?

— А я жду, когда ты с новоявленными друзьями распрощаешься, — насмешливо отвечает Захар.

— Ну, какие они друзья, — оправдывается Андрей, — просто пришли люди попроведать, поговорить.

— Вот и я за этим шел. Садись, — хлопает Захар рукой по еще не остывшей от солнца доске крыльца. — Побеседуем.

Андрей покорно усаживается рядом с ним на крыльцо.

— Так что, говоришь, молотком стучать — никакой линии не надо? — смеется Захар, кладя широкую ладонь на плечо Андрея.

— Да ведь, как вам сказать, Захар Петрович… конечно, моя линия: работай знай да работай. Что заработаешь — все твое.

— Оно верно… — в раздумье отвечает Захар, — заработал — бери… Да вот почему-то по-разному у людей получается. Одни работают, работают — а все прокормиться еле хватает. Вот Антоха с оравой своей еле-еле до нового года протянет. А ведь все лето спину не разгибал. И у себя, и на других успевал батрачить. Да и дед твой Петро тоже не больно разживется с такой семьей. Других же взять, хотя бы и гостей твоих недавних, вроде они не больно на пашне убиваются, а глядишь — полные амбары навозили. Потому что другие на них работают. Это, правильно, по-твоему? — спрашивает Захар, пристально глядя на Андрея.