Становление Гитлера. Сотворение нациста - [47]
Многообразие солдат и гражданских лиц, к которым должны были обращаться вновь обученные пропагандисты Майра, делало задачу невозможной, как это стало очевидно в лагере для возвращавшихся военнопленных в конце августа 1919 года. 20 августа Гитлер и двадцать пять его товарищей пропагандистов проехали приблизительно тридцать миль к западу от Мюнхена. Их назначением был Лехфельд, где Гитлер тренировался с полком Листа в течение 10 дней в октябре 1914 года в начале войны до отправки на фронт. (см. фото 9) К лету 1919 года в Лехфельде был бывший лагерь военнопленных, который теперь использовался как лагерь для приёма немецких военнопленных, возвращавшихся домой. Гитлер и другие члены его команды должны были проводить «практическую тренировку в ораторском искусстве и агитации» в качестве упражнения или «испытательной службы» до 25 августа, таким образом, проверяя, насколько хороши они стали в качестве пропагандистов.
В последующих рассказах Гитлера и в нацистской пропаганде заявлялось, что пропаганда, выполнявшаяся Гитлером и его соратниками в Лехфельде и в других местах, была несравненным успехом. Например, он будет утверждать в Mein Kampf: «Таким образом, в ходе своих лекций я привёл сотни, возможно, даже тысячи к их народу и отечеству. Я „национализировал“ войска, и таким способом я был также способен помочь в усилении общей дисциплины». История, которую нацистские пропагандисты рассказывали об усердной работе Гитлера в Лехфельде, должна была поддерживать заявление о том, что он нашёл новый дом в армии, что его принимали там исключительно хорошо и что его политические идеи были теми же, что и у людей вокруг него.
В действительности командир лагеря в Лехфельде даже не доверил Гитлеру и его товарищам-пропагандистам обратиться к великому множеству солдат в его лагере. В течение всего лета в лагере пышно расцвели крайне левые идеи. Например, офицер, инспектировавший лагерь в середине июля, докладывал: «Моральный дух […] в лагере […] произвёл на меня очень скверное впечатление и заставил меня почувствовать, что сама его почва была заражена большевизмом и спартакизмом… [Солдаты там] смотрели на меня в моей форме рейхсвера так, что будто бы, прямо по пословице, эти взгляды убили бы меня, если бы могли».
Поскольку к концу августа ситуация не улучшилась, Гитлера не подпускали куда-либо близко к возвращающимся военнопленным. Командир лагеря пришёл к заключению, что моральный дух и дисциплина были настолько низкими в лагере, что Гитлер и его товарищи должны обращаться только к солдатам рейхсвера под его прямым командованием, что неудивительным образом пошло хорошо. Один из его товарищей пропагандистов впоследствии восхвалял Гитлера за его «яркие лекции (которые включали примеры из жизни)». Другой добавил: «Герр Гитлер в особенности, по моему мнению, является прирождённым оратором для народа, чей фанатизм и народная манера вести себя абсолютно вынуждали его слушателей в собрании обращать на него внимание и следовать за его мыслями». Однако Гитлеру даже не позволили обращаться к тем, для кого пропаганда была бы наиболее необходима. Равнозначно предварительной игре в спорте, в которой подбирают слабого противника, чтобы усилить моральный дух и уверенность себе, Гитлера и его товарищей-пропагандистов попросили обращаться только к наиболее лояльным и преданным солдатам.
Когда Гитлер не бывал обеспечен отобранными субъектами для своей пропагандистской работы, дела шли, мягко говоря, гораздо менее гладко. Как расскажет американским следователям в 1947 году Макс Аманн, старший сержант из главного штаба полка Гитлера военного времени и будущий ведущий национал-социалист, он случайно столкнулся с Гитлером тем летом. В соответствии с записью в протоколе допроса, Гитлер рассказал ему о своей должности пропагандиста в армии. «Я провожу лекции против большевизма», — сказал Гитлер, после чего Аманн спросил его, заинтересовало ли это солдат. «К сожалению, нет», — ответил Гитлер. «Это бессмысленно. Мне не нравится продолжать делать это». В соответствии с Аманном, Гитлер сказал, что офицеры в особенности не слушают его предупреждения об опасностях, которые стоят перед Германией. «Солдаты больше верят в них, чем старые майоры, кого они вовсе не интересуют».
Несомненно, что Гитлер должен был думать, что даже обычные солдаты не особенно заинтересованы в его стараниях, поскольку иначе он не считал бы свои лекции бесполезными. Суть вопроса, которую он доносил до Аманна, была та, что офицеры не одобряли его разговоры даже более, чем обычные солдаты. Гитлер сказал: «Я проводил лекции группам солдат до размера батальона, [но] майорам это совсем не понравилось. Они бы предпочли, чтобы я развлекал солдат танцующим медведем, но я этого не люблю, и вот почему я уйду».
Хотя в одном случае Гитлер, несомненно, предпочёл бы, чтобы к нему относились как к танцующему медведю, чем пострадать от полученного им обращения. Во время этого происшествия Михаэль Кеог, ирландец, служивший в немецкой армии, вынужден был спасать Гитлера от солдат, к которым он обращался, если верить рассказу Кеога об инциденте. (см. фото 10).
