Станиславский - [163]

Теперь, по убеждению, я не двину пальцем, чтоб созидать себе какое-либо новое положение в театре. Если я покачусь по наклонной плоскости — чем скорее я окажусь внизу, тем лучше для меня. Я очень скрытный человек и говорю гораздо меньше, чем знаю. Без всякой борьбы отдаюсь в руки театра. Если я ему нужен — пусть пользуются мной осторожно и бережно. Нет — пусть выгоняют, и чем скорее это случится (если это неизбежно), — тем лучше. В другой раз — я не буду говорить так откровенно. Доверяю Вам свою тайну, а театру себя, пусть он распоряжается мною и моей энергией — по своему усмотрению.

{510} Оставляю за собой одно право: когда я приду к убеждению, что я нужен больше семье, чем театру, я приду и скажу. Конечно, без ущерба для дела. Тогда меня должны отпустить добровольно, не требуя от меня непосильных, новых жертв. Пока же измените обо мне мнение. Я понимаю и чувствую больше и тоньше, чем говорю.

Любящий и преданный К. Алексеев.

Если я чем-либо обидел Вас — извиняюсь, так как я сделал это совершенно невольно.

Письмо А. П. Чехову 13 ноября 1903 г.

Дорогой Антон Павлович!

Безобразие!.. Вот уже 5 дней, как я не писал Вам. В субботу — первый спектакль возобновленных «Одиноких». Участие Качалова (за Мейерхольда) оживило весь спектакль. Да и старые исполнители и исполнительницы выросли как актеры. Может быть, кто знает, публика стала лучше понимать. По той или иной причине, спектакль имел очень большой успех, как художественный, так и материальный. Итак, волнения первого спектакля лишили меня возможности писать. В воскресенье — первая беседа «Вишневого сада», а в 4 часа свадьба дочери того директора, который заменяет меня {516} на фабрике. Пришлось быть и сидеть до конца, чтоб не обидеть. В понедельник и вторник утро — планировка макетов на сцене и составление новых макетов, проба и т. д. на сцене. Это очень утомительная вещь, когда надо торопиться и напрягать фантазию. По вечерам «Цезарь», а после него — почти безжизненный труп. Вчера весь день был свободен от театра. Я должен был в один день написать планировку первого акта. Был в духе, и потому удалось. Писал не разгибаясь, и, с непривычки, так устала рука, что едва дописал спешное. Сегодня утром читалась планировка актерам, а меня услали домой, чтоб продолжить 2-й акт. Только что я расположился с удовольствием, меня зовут в переднюю. Оказывается, учительница детей, придя давать им урок, упала на пол, и с ней приключился удар. Поднялся содом. К обеду ждали гостей. Все стали собираться, доктора, гости… Конечно, всем отказали, кроме близких, в числе которых остались Ольга Леонардовна и Мария Павловна. Больная в тяжелом положении лежит у нас, а я должен был ехать на «Цезаря». В антракте пишу Вам. Вот мой дневник этих дней. Репетиции начались, и очень дружно. Я пока играю Гаева. Леонидов пробует Лопахина. Это произошло отчасти потому, что я боюсь играть купцов, отчасти потому, что при Гаеве мне возможно участвовать в постановке. При Лопахине (которым пришлось бы очень много заниматься) — трудно. Ольга Леонардовна и Мария Павловна здоровы. Очень соскучились по Вас. Будьте здоровы. Жена шлет в хлопотах свой привет.

Ваш К. Алексеев.

Письмо А. П. Чехову 15 ноября 1903 г.

Дорогой Антон Павлович!

Вчера опять не писал, хотя не играл, а только репетировал утром. Я думал писать планировку «Вишневого сада» вчера, в воскресенье, но захворала Желябужская и в воскресенье идут «Столпы общества». В понедельник же планировка необходима. Вот мне и пришлось работать вчера — залпом, до половины ночи. Все-таки написать не успел. Не писалось. Был утомлен и озабочен болезнью учительницы детей. Несмотря на наши протесты, родные увезли ее от нас, и ей стало хуже.

{517} Спасибо за Ваше письмо. Оно меня сконфузило, но я не беру на себя так много. Дорожу и пользуюсь каждым Вашим замечанием даже и о декорациях. Макет 3-го акта выходит удачно. Я начинаю колебаться, так как в этой декорации бал выйдет интереснее. Из макетов 'опаснее всех — первый акт. Он совсем прост по планировке. Рассчитано на то, чтоб сад был лучше виден. Декорация зависит от письма. Удастся оно Симову — великолепно, нет — плохо. Из исполнителей никто еще не определяется. Разве Качалов — дает что-то интересное. Артем, как всегда, начал с Курюкова (из «Федора»), Это называется в эпических тонах… Боюсь немного за Муратову — Шарлотту. Большая, в мужском костюме — это может быть грубо… Вы пишете, что Ваш приезд зависит от Ольги Леонардовны. К сожалению, она права, что не выписывает Вас. Погода ужасная. То снег выпадает, то стаивает. Мостовые изрыты. Грязь, вонь. Поскорее бы морозы.

До свидания, дорогой Антон Павлович. Надо идти играть сцену в палатке.

Вы спрашивали: почему я не люблю «Цезаря»? Очень просто: потому что не имею успеха и очень тяжело играть.

Любящий и преданный К. Алексеев.

Сегодня 25-й спектакль «Цезаря».

Письмо Вл. Ив. Немировичу-Данченко 15 января 1904 г.

Дорогой Владимир Иванович!

Отвечаю по пунктам и, поверьте, в самом миролюбивом тоне[41].

Каюсь, не люблю того тона, который Вы употребили вчера со мной, но понимаю и оправдываю его. У меня тоже есть такой тон, и я с ним борюсь, я его ненавижу. Думается мне, что Вы иногда прибегаете к нему умышленно, как это делает гувернантка с ребенком, для того, чтоб сильнее повлиять на меня. Я замолкаю, чтоб не дать разразиться ссоре, но осадок, и очень горький — остается во мне.