Стамбульский ребус - [7]

Али стоял перед шкафом и держал в руках толстую голубую папку.

— Здесь отчеты, и на всех проставлена его подпись.

Я взял папку и быстро просмотрел.

— Им удалось приостановить строительство отеля… — обратил мое внимание Али.

Из глубины дома раздался голос Зейнеп:

— Инспектор! Идите скорее сюда!

В ее голосе не было тревоги, но вряд ли она позвала бы нас просто так.

Мы нашли ее в ванной. Она держала в руках открытый перочинный нож, на кончике которого было немного штукатурки коричневатого цвета.

— Возможно, археолога убили здесь. — Мы с Али, пока не понимая, что к чему, рассматривали соскоб, а Зейнеп продолжила: — Посмотрите, между верхними плитками штукатурка белая и бежевая, а внизу — коричневая, отдает в красный. Вероятно, это кровь.

— Но это же ванная. А если он стирал здесь запачканные брюки? — предположил Али. — Или… я не знаю, красил рубашку? Да может, это просто грязь?

Зейнеп указала на швабру.

— Здесь все промыли с жидкостью для пола. Разве вы не чувствуете? Повсюду запах лаванды.

Я нагнулся к пластиковой бутылке. На этикетке были нарисованы синие цветы. «Зейнеп права», — подумал было я, но Али имел другое мнение:

— Это ничего не доказывает.

Ох, сейчас эти двое опять начнут свои разборки. Но нет, умница Зейнеп никак не отреагировала.

— Посмотрим. Всего-то и нужно, что отправить это на анализ в лабораторию.

Вид девушки не оставлял никаких сомнений: она была уверена на все сто: это кровь. Хорошо бы так и оказалось: место преступления выявлено, осталось найти преступников.

— Отлично, Зейнеп, собери образцы штукатурки, а мы пока продолжим.

Выходя, я заметил, что дверь в комнату напротив слегка приоткрыта. Свет из ванной падал на постер на стене. Я толкнул дверь и вошел. С постера на меня смотрели голубые глаза Мустафы Кемаля. Основатель современного государства как будто говорил, что не имеет никакого отношения к смерти археолога.

— Кажется, покойный был повернут на Ататюрке, — разочарованно произнес Али. — Жаль, в этом случае гипотеза о жертвоприношении Кемалю — полный бред…

Я с самого начала не воспринимал всерьез эту версию, но сейчас решил подыграть парню:

— Ну почему же полный бред? Его ведь могли принести в жертву из-за любви к Ататюрку.

На мое счастье, Али промолчал.

Я окинул взглядом комнату. Скорее всего, Недждет использовал ее как кабинет. Стол, на котором стоял компьютер, книжный шкаф у стены… Пока Али рассматривал, что стоит на полках, я подошел к столу и открыл верхний ящик. Внутри лежали документы, какие-то отчеты. Речь в них шла об объектах национального достояния, исторических памятниках; я понял, что это тоже были экспертные заключения. Во втором ящике была фотография в рамке. Я вытащил ее, чтобы рассмотреть. Женщина с коротко стриженными каштановыми волосами и выпирающими скулами. Казалось, взглядом слегка раскосых глаз она бросает вызов целому миру. Было очень сложно определить ее возраст: тридцать или сорок лет. Одно было неоспоримо — женщина очень красива. И она показалась мне знакомой.

— Ого, какая, — сказал Али; он подошел ко мне и смотрел через плечо на фотографию.

— Что скажете, инспектор? Кто-то из бывших?

— Понятия не имею. Разберемся.

Я осторожно вытащил фотографию из рамки и перевернул. Никаких надписей, нет также указаний на дату снимка, но бумага не пожелтела и цвета не поблекли, значит, фото сделано не так давно.

В нижнем ящике обнаружились еще фотографии. На них красавица с раскосыми глазами была запечатлена рядом с убитым. Один из снимков совершенно четко говорил о взаимоотношениях пары: на потускневшем от времени фото Недждет Денизэль был одет в черный смокинг, а женщина — в белое свадебное платье. Оба были моложе по крайней мере лет на десять. Счастливые, они улыбались.

— В его удостоверении личности нет отметки о браке, — вспомнил Али очень важную деталь. — Думаете, развелись или что-то в этом духе?

Более чем вероятно, что так оно и было — развелись. Как и то, что погибший не забыл свою пассию.

Али указал на бумагу рядом с фотографией:

— Взгляните, инспектор. Уж не свидетельство ли это о браке? Али угадал. Старое свидетельство о браке с девичьей фамилией невесты, именами молодоженов, датой и подписью государственного служащего.

— Лейла Баркын… Кажется, я уже слышал это имя.

Али кивнул в знак согласия.

— И мне оно кажется знакомым. Не писательница случайно?

— Какая еще писательница? — на пороге с пакетом для улик в руках появилась Зейнеп.

— Эта женщина, бывшая жена убитого… Лейла Баркын.

Зейнеп подошла ближе, с интересом взглянула на фотографию, потом перевела взгляд на меня.

— Никакая она не писательница. Это директор музея Топкапы. Как же вы не помните? Мы познакомились с ней два года назад. Расследовали тогда странную смерть одного из сторожей в музее.

Предложение

Мы подбросили Зейнеп в лабораторию, чтобы она как можно скорее проверила штукатурку, образцы которой собрала в ванной. Потом отправились в Султанахмет. По вторникам музей Топкапы был закрыт, и нам потребовалось сделать уйму телефонных звонков, чтобы раздобыть адрес Лейлы Баркын. Она жила на улице Малой Святой Софии на верхнем этаже двухэтажного здания.