Стальной шквал - [59]

Товарищи в машине встретили их радостными возгласами. Только Кауппинен недоверчиво покосился на ящик.

— Вам выдали?

— А как же иначе! — Хейно сделал вид, что возмутился. — Они бы и больше дали, но нам ведь этого вполне достаточно.

Кауппинен быстро взглянул на Хейно, усмехнулся и вскочил в машину. Ящик поставили в кузов и поехали дальше. Канонада затихла. Они приехали в маленькую деревню. Пушку поставили на позицию, на бугре у дороги. Кауппинен добровольно остался на посту, а все пошли в дом делить масло.

В домике была лишь одна комната. На столе стояла немытая посуда. Жильцы, очевидно, покинули дом в спешке. Пока Хейно делил масло, Саломэки тщательно обследовал помещение. Он вернулся, держа на весу старые валенки.

— Здесь, ребята, жил какой-то голодранец, потому что во всем доме ничего путного не осталось. Это вот еще куда ни шло. Я прихвачу, на всякий случай.

Саломэки запихал валенки в свой рюкзак. Потом, подойдя к окну, он вдруг заахал:

— Ах, святая Сюльви, что я вижу! Не мерещится ли мне? Смотрите, ведь это женщина!

Он выскочил на крыльцо. По дороге действительно шла женщина и гнала корову. Тут и дележка масла прервалась, потому что все бросились смотреть на такое диво. В самом деле женщина. И даже молодая, пышногрудая, со смешливыми глазами. Это было как сон!

Саломэки уже подъезжал к ней с разговором. Он даже пилотку снял, чтоб девушка заметила его вьющиеся кудри.

Неужели вы не боитесь, барышня?.. Разрешите приводить вас! А то вдруг вражеский дозор. Я могу поднести ваш рюкзак, барышня, он тяжелый. Девушка, улыбнулась. — Она была просто красавица.

Стройная, гибкая, с высокой грудью.

— Проводи, коли время есть.

— Ну, так пойдемте, скорей! — Саломэки заторопился и поскорее снял мешок со спины девушки.

— Эи, не ходите! Постойте! — послышались сзади крики и топот ног. Тотчас и девушка с коровой, и Саломэки оказались в кольце.

— Разве вы не знаете, что фронт скоро будет здесь? — сказал Ниеминен.

— Знаю.

Так уходите же прочь, пока не поздно.

— Мы и уходим! — вставил слово Саломэки, отбирая у девушки хворостину. — Но-но, Звездочка, пошли.

Корова взмахнула хвостом и оглянулась на Саломэки. Потом она зашагала степенно, и все двинулись следом. Саломэки занервничал и покраснел.

— Исчезните, братцы! Корова пугается. IT вообще мы вдвоем прекрасно доберемся. Правда, Лийса?

— Меня зовут Лилья, а не Лийса.

Саломэки-покраснел еще больше. Он хотел показать приятелям. Насколько близко он успел уже познакомиться. Ребята переглядываются. — Что, если они начнут отпускать свои шуточки?

Саломэки вытянул корову хворостиной, а норовистая возьми да и брыкни, чуть ли не в самый лоб! Недоставало ему еще коровьей отметины! Девушка рассмеялась. Словно весенний ручеек зажурчал. Виено в пот бросило.

Постепенно все же ребята отстали. Лилья помахала им платком и пожелала, чтоб не подкачали в бою.

И они обещали держаться крепко. А то как же иначе? Но нотой Хейккиля серьезно сказал:

— Ужасно, ребята, что вот и они должны страдать. Хоть бы она успела выбраться из фронтовой полосы, — пока мы не начали снова драпать.

— Ниеминена беспокоило другое:

— Боюсь я, ребята, за девушку. Одна с этим, жеребцом — Саломэки… Ведь он теперь может что угодно с ней сделать.

Хейно загоготал:

— А ты за нее не бойся. Виено-парень уж постарается, чтобы она осталась довольна! Пошли, бродяги! Надо же нам разделить масло

Они так объелись, что к вечеру всех замучила отрыжка. Они копали окопы на орудийной позиции. С каждым наклоном Хейно чувствовал, как масло подступает к самому горлу. Он постарался, налег и на мясные консервы. «Кто знает, может, завтра меня разнесет в клочья. И останется закуска неизвестно кому…»

Саломэки вернулся лишь затемно. Он хотел было проскользнуть в избу тихонько, но это ему не удалось. Стоило одному заметить его, как тотчас все обступили гуляку, глядя с любопытством и завистью.

— Смотрите, да он, никак, дрался с дикой кошкой!

Пухлые губы Саломэки задрожали, хоть он и пытался сделать вид, что очень доволен прогулкой.

— Это корова угодила копытом, когда я хлестнул ее покрепче.

Никто, разумеется, не поверил. Только посмеялись.

Мол, никогда еще у коров не видали таких острых ногтей. Раньше у них были лишь парные копыта на всех четырех ногах.

Саломэки с досады чуть не плакал. И устал ведь как собака. Тяжелый мешок пришлось тащить несколько километров. И лицо распухло и зудело. «Провалиться мне, если я еще хоть раз в жизни посмотрю на женщину!» И он постарался поскорее перевести разговор:

— Вы разделили масло? Где моя доля?

— Тебе решили ничего не оставлять, — сказал Ниеминен. — Оно действует возбуждающе на таких, как ты.

Саломэки завелся:

— Нет, вы послушайте! Святая Сюльви, умеет же человек представляться невинным голубком! А вы видели, как у него глаза горели, когда увидел девчонку!

— У меня-то не горели. Мне довольно одной, а ты хотел бы иметь гарем. Тебя надо изолировать от общества, как опасный элемент. У тебя нездоровые наклонности.

Пришел Кауппинен и прекратил перебранку:

— Надо установить дежурство у орудия, а всем свободным — спать.

Начались пререкания. Никому не хотелось идти на дежурство. Наконец Ниеминен оборвал дебаты, взяв свой автомат.