Стальной шквал - [33]

— Здравствуйте, бойцы, — произнес он, сверкнув белыми зубами. Ответ прозвучал невнятно, вразброд, потому что все еще боролись со сном и не могли прийти в себя от неожиданности.

— Я ваш командир дивизиона, — продолжал капитан. — Моя фамилия Суокас. Надеюсь, мы с вами поладим. Но сразу же ставлю вам одно условие. Подъем в шесть ноль-ноль. Затем — уборка помещения. Сейчас это цыганский табор. Сегодня начнете изучать новое оружие. Овладеете — и на передовую.

Капитан принялся расхаживать взад и вперед, заложив руки за спину и почему-то надувая щеки. Вдруг он подошел к Хейккиля:

— Из каких мест?

— Из Суониеми, господин капитан1

— Там что, все спят не раздеваясь?

— Хейккиля бросило в краску.

— Никак нет, господин капитан! Разве что днем после обеда прилягут.

— Здесь после обеда не ложатся и в одежде не спят. Ясно? Ну, ладно. А вы из каких мест?

Расспроси© всех, откуда кто, капитан на мгновение задумался.

— Значит, вы все из окрестностей Тампере. Хорошо. Стало быть, всех — в один взвод. Во взводе два орудия, французско-немецкие полуавтоматические пушки. Личное оружие получите перед отправкой. Вопросы есть?

— Господин капитан, — угрюмо спросил Хейно. — Обучение продлится долго?

— Нет, всего несколько дней.

У Хейно вырвался вздох, отчего по каменному лицу капитана скользнула улыбка.

— Господин капитан, — обратился Куусисто, щелкнув каблуками. — Есть ли там на передовой трудные места?

— Нет, пока все спокойно. Но что с вашим лицом?

— Пытались ограбить, господин капитан. В Выборге. Суокас бросил на него острый взгляд, но не стал больше допытываться.

— Кто у вас за старшего?

— Мы не знаем, господин капитан, — поспешил ответить Куусисто.

— Будете исполнять обязанности старшего по казарме, — сказал капитан, и направился к выходу. — Продолжайте!

В дверях он натолкнулся на Сундстрёма.

— Это что? Кто такой?

Сундстрём отрапортовался, и капитан обратил внимание на книгу.

— Учитесь?

— Так точно, господин капитан. Русский язык.

Глаза капитана сверкнули.

— И другие языки знаете?

— Немного, господин капитан. Английский, французский, немецкий, шведский и латинский. Еще немного итальянский.

Капитан поднял брови. Потом он спросил по-немецки, как звать и откуда родом, а получив ответ, перешел-на английский:

— Где изучали языки?

— Дома говорили по-французски и по-шведски, господин капитан. Остальные — в школе, а в основном самостоятельно.

Ответ прозвучал так чисто по-английски, что капитан был поражен. Потом он спросил еще по-шведски, почему Сундстрём теперь изучает русский язык. Тот задумался на миг и ответил:

— Господин капитан, будущий мировой язык стоит знать.

Глаза капитана опять сверкнули.

— Не забывайте, что вас зовут Финн, — сказал он по-немецки. — Прошу вас. помнить об этом всегда, когда будете говорить с другими солдатами. Это отдельный дивизион, и бойцы здесь отборные. Преклонения перед врагом не потерпим. Продолжайте!

Капитан вышел и укатил в машине. Все обступили Сундстрёма.

— О чем вы говорили? Что тебе сказал капитан?

Сундстрём улыбнулся и пошел к двери. Ступив на порог, он оглянулся:

— Мы говорили о всевозможных вещах, и еще кое о чем.

Дверь захлопнулась, и было слышно, как он сбежал по ступеням крыльца. Все были ошеломлены. Наконец Хейно проговорил:

— Ах ты сатана, его надо отдубасить.

В углу раздался смех Юсси. Он был единственный, кого ответы Сундстрёма позабавили и развлекли.

* * *

Занятия продолжались лишь два дня. Дивизионный инструктор рассказывал на своем тягучем наречии, как надо обращаться с «ужасом» и с «Фаустом», как ставить прицел на различные дистанции, объяснил также особенности пушки и сказал:

— Все. Утром поедете на передовую.

— Даже ни разу не дал выстрелить, шут бы его побрал, — ворчал про себя Куусисто, возвращаясь с последнего занятия. За эти дни Куусисто еще больше отдалился от остальных ребят. Как старшему по казарме, ему приходилось требовать порядка, а это, конечно, им не нравилось. И вот по вечерам, когда все уже спали, он подбирал разбросанные как попало вещи и складывал аккуратными стопками на табуретки, подметал и драил полы, приводил помещение в божеский вид — а утром все начиналось сначала. Но теперь, слава богу, с этим будет покончено.

Вот и сейчас он шел, как всегда, один. Остальные сзади, переговариваясь.

— Ну, вот и конец, «слют», как говорят шведы, — слышен был голос Хейно. — Завтра уж так вольно во весь рост не походишь. А то Ваня враз тебе пулю влепит.

«Хоть бы он тебе и влепил», — подумал Куусисто и ускорил шаг, словно боясь, что Хейно прочтет его мысли. Вечером изба опустела. Каждый искал спокойное место во дворе, чтобы написать письмо. Хейно и Хейккиля сидели рядом у стены сарая. Хейккиля писал медленно, помогая себе языком. Хейно уже давно закончил письмо. Оно вышло не слишком длинным.

«Здравствуй, отец. Мы утром уходим на передовую.

Тут у меня все в порядке. Как у тебя? Черкани когда-нибудь.

Пена».

Отец Хейно тоже был в армии, где-то на медвежьегорском направлении. Матери у него не было, она умерла, когда Пентти еще без штанов ходил. Вдвоем с отцом жили они как придется. Отец был разнорабочим, и сын мотался за ним повсюду. Последние годы сын жил один, пока не настал и его черед перейти на армейские харчи. Они редко писали друг другу. А когда писали, то немного, несколько строк — и хватит, чего там особенно расписывать!