Стальной прыжок - [8]

Йенсену казалось, что он видел это лицо несчетное число раз. Выражение смотрящих на него карих глаз менялось — оно бывало озабоченным, спокойным, любопытным, ищущим или печальным. Запах же был неизменным — от мужчины пахло табаком и бриллиантином. Йенсен смутно припоминал, что однажды видел этого человека с марлевой повязкой на лице, в оранжевой резиновой шапочке, закрывавшей кудрявые черные волосы. Тогда все вокруг Йенсена было залито резким бело-голубым светом, и мужчина был одет во что-то, напоминающее белый фартук мясника. Более того — и это Йенсен отчетливо помнил — еще раньше он долго тряс ему руку и говорил что-то на непонятном гортанном языке — очевидно, это должно было означать: «Добрый день» или «Добро пожаловать». А может, он просто назвал свое имя.

Сегодня мужчина выглядел веселым. Он ободряюще кивнул Йенсену, небрежно стряхнул на пол пепел, затем повернулся и вышел.

Через несколько минут в комнату вошла медсестра, чем-то похожая на врача — такая же загорелая и темноволосая, но с серыми глазами. На ней был белый халат с короткими рукавами, застегивающийся на спине, на ногах, сильных и мускулистых, синие матерчатые туфли. Двигалась она быстро и плавно, прикосновения ее красивых рук было нежным и приятным. Но Йенсен знал, что руки эти могут быть поразительно сильными. С лица ее не сходила улыбка, даже когда ей приходилось заниматься самой грязной работой, однако Йенсену доводилось видеть ее задумчивой и серьезной.

Йенсен не видел, чтобы она когда-нибудь курила или пользовалась косметикой. Лишь изредка от нее пахло мылом. Вот и сегодня, когда она наклонялась, от ее тела исходил едва ощутимый аромат, пробудивший в Йенсене далекие воспоминания.

Медсестра убрала одеяло и простыни, сняла с больного длинную ночную рубашку и протерла тело влажной губкой. Когда она наклонилась, чтобы протереть ноги, Йенсен заметил, как тугая ткань халата четко обрисовала линию ее спины и бедер. «Интересно, что у нее под халатом?» — подумал он. И ему пришла в голову мысль, что вот уж много лет он не задумывался над такими вещами.

У медсестры были полные губы и черный пушок на ногах. Когда она улыбалась, были видны ее неровные, но очень белые зубы.

Эти двое, врач и сестра, с самого начала были единственными, кто связывал Йенсена с окружающим миром. Он не понимал ни слова из того, что они говорили, и поэтому в последнее время они предпочитали не разговаривать. Как-то врач принес с собой газету, но в ней не было фотографий, а слова состояли из букв, которых Йенсену никогда не приходилось видеть.

Сидя в плетеном кресле у окна, Йенсен обозревал большую лужайку с дорожками, выложенными гравием, и невысокие деревья с розовыми и белыми цветами. По дорожкам гуляли или сидели у маленьких каменных столиков и играли в какую-то игру (очевидно, шахматы) мужчины и женщины в таких же, как у него, белых халатах. Парк был небольшой, за ним тянулась улица, по которой с дребезжанием проносились желтые троллейбусы. Однажды Йенсен увидел на улице верблюда.

На другой стороне улицы находилась фабрика. По утрам тысячи людей, в основном женщины самого различного возраста, непрерывным потоком шли через ворота. Многие приходили с детьми. Их оставляли в одноэтажном желтом кирпичном здании справа от фабрики. Дети поначалу капризничали и плакали без матерей, но уже через несколько минут, забыв про слезы, начинали носиться по площадке. Женщины, ухаживающие за детьми, были одеты в белые хлопчатобумажные халаты с застежкой впереди. Они были похожи на беременных. Йенсен даже решил, что это работницы фабрики, которых по беременности просто переводили на работу в детский сад.

Йенсен больше не испытывал болей, однако ходить ему было трудно, и он быстро уставал. Почти все время он спал. Как-то в палату пришел врач с газетой в руках. Ткнув пальцем в газетный лист, он заговорил быстро и взволнованно, но, заметив, что Йенсен его не понимает, пожал плечами и вышел. Стоя у окна с легкими светло-голубыми занавесками, Йенсен смотрел в парк. Вместо халата на нем был его собственный костюм. Швы уже сняли, и он мог передвигаться почти свободно.

V

В дверь постучали, и Йенсен обернулся. Вряд ли это был кто-то из обслуживающего персонала — врач, медсестра, санитарка или водопроводчик, постоянно чинящий что-то в туалете, входили без спроса.

Стук повторился. Йенсен подошел к двери и распахнул ее. В коридоре стоял низенький седой человек в темно-синем костюме и черной фетровой шляпе. На носу у него были очки, в правой руке — черный портфель. Он тут же снял шляпу.

— Комиссар Йенсен?

— Да.

Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как три месяца назад вошел в самолет. Собственный голос показался ему чужим.

— У меня для вас письмо. Разрешите войти?

Незнакомец говорил правильно, но с легким акцентом. Йенсен сделал шаг в сторону.

— Пожалуйста.

Говорить было трудно, почти противно. Незнакомец положил на стол шляпу и расстегнул портфель. Достал из него розовую ленту телекса и протянул ее Йенсену. Текст был краток:

НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ.

Йенсен недоуменно посмотрел на незнакомца.

— Кто послал эту телеграмму?