Стальной прыжок - [6]

Едва такси въехало на длинную ленту огромного моста, как дорогу машине преградил полицейский, высоко поднявший свой жезл. Впереди одетые в зеленую форму полицейские пытались ликвидировать образовавшуюся пробку. Шофер опустил стекло со своей стороны, вынул из нагрудного кармана платок и высморкался. На белой ткани появились темные пятна, он равнодушно посмотрел на них, откашлялся и сплюнул на мостовую.

— Опять демонстрация, — сказал он. — Сейчас поедем.

Вскоре полицейский дал знак, шофер включил сцепление, и машина медленно тронулась.

— Идиоты, — пробормотал шофер. — Заняли целую полосу.

Они увидели демонстрацию, когда достигли середины моста. Людей было не так много. С профессиональной точностью Йенсен прикинул: тысячи три, не больше, примерно равное количество мужчин и женщин и на редкость много детей — удивительно для страны, в которой непрерывно падает рождаемость. Многих ребятишек родители везли в колясках или держали на плечах. Демонстранты несли плакаты и лозунги. Йенсен, проезжая мимо, читал надписи. Некоторые были ему понятны: люди жаловались на отравление воздуха и одноразовые пакеты, а также критиковали правительство. «Всеобщее согласие до всеобщей смерти» — этот лозунг попадался несколько раз. Но большинство транспорантов ставило Йенсена в тупик. В них говорилось о солидарности с другими расами и народами, об угнетенных странах, о которых Йенсен никогда раньше не слышал. Попадались в них и какие-то непонятные комбинации букв — очевидно, сокращения. Кое-кто нес портреты незнакомых людей с диковинными именами — по всей видимости, то были главы или политические деятели иностранных государств. Очевидно, демонстранты восхваляли одних и обвиняли в чем-то других. Кое-где попадались плакаты с призывами, в которых речь шла о классовой борьбе, пролетариате, капитализме, империализме, солидарности рабочих масс и всемирной революции. Возглавляли и замыкали колонну демонстранты с красными знаменами в руках.

Люди, сидящие в автомобилях и стоящие на тротуарах, словно бы и не обращали внимания на шествие, лишь изредка невидящим взглядом скользя по флагам и плакатам. Безучастные ко всему зрители производили впечатление бездомных, голодных, нервных, ожесточенных, но их чувства не имели никакого отношения к демонстрации. Йенсен знал это из личного опыта.

Демонстранты шли по восемь человек в ряд. Полиция очищала им дорогу и следила за тем, чтобы по свободным полосам шоссе транспорт следовал непрерывно. Никаких волнений, вся манифестация выглядела совершенно безобидной.

Когда колонна демонстрантов прошла, шофер прибавил скорость и, не поворачивая головы, спросил:

— Кто такие? Социалисты?

— Не знаю.

Шофер взглянул на часы.

— Только уличному движению мешают. Из-за них мы проторчали на мосту по крайней мере три-четыре минуты. Куда смотрит полиция?

Йенсен промолчал. Он и сам не знал, что на это ответить.

За последние четыре года демонстрации такого рода возникали не однажды и с каждым разом становились все многолюднее. Почти все они следовали одному образцу: шествие начиналось где-нибудь в пригороде и двигалось в центр города, к одному из посольств или же к зданию коалиционного правительства. Там демонстранты останавливались, произносили речи, выкрикивали лозунги и через каких-нибудь полчаса мирно расходились по домам. Закона, запрещающего демонстрации, не было — считалось, что все должно зависеть от позиции, которую займет полиция, как в принципе, так и в каждом конкретном случае. На деле же все обстояло совершенно по-иному. Министерство внутренних дел отдало приказ разгонять демонстрации, а плакаты и лозунги, призывающие к свержению правительства, конфисковать. Власти опасались выступлений, которые могли бы неблагоприятно повлиять на население. Но вмешательство полиции привело к обратному результату — попытки полицейских разогнать манифестации вызывали столкновения и заторы на магистралях. Тогда власти предложили полиции воспользоваться другими методами, однако какими — разъяснения не последовало. И полиция стала действовать по своему разумению. Участников демонстрации, например, заставляли проходить тесты на опьянение. Дело в том, что несколько лет назад обеспокоенное растущим потреблением алкогольных напитков правительство приняло закон, запрещающий распитие спиртного не только в публичных местах, но и дома. Появление человека в нетрезвом виде рассматривалось как нарушение общественного порядка, и у полиции прибавилось хлопот. Но эта мера не привела к желаемому результату, а в отношении демонстрантов и вовсе оказалась бесполезной, ибо у них, как правило, не обнаруживали ни малейших признаков алкоголя. По мнению Йенсена, это единственное, что отличало демонстрантов от остальной массы населения.

Два года назад правительство повысило цены на спиртные напитки и обязало употреблять химические препараты. Кроме того, было решено, что марши протеста не причиняют властям никакого вреда. Полиции вменили в обязанность следить за порядком и регулировать поток транспорта на пути колонн, а также усилить охрану некоторых иностранных представительств. Демонстрации стали проходить спокойно, к ним присоединялось все больше народу, хотя пресса, радио и телевидение окружили манифестации стеной молчания.