«Стальной кит – повелитель мира» - [10]

– Да пойдем! – повлек ее Кошмарик в сторону полуразрушенного входа, ведшего вовнутрь фортовых помещений. – Какой там запах – здесь ведь никто не бывает!

Но едва они вошли в полутемное, холодное помещение фортового каземата, как поняли, что город настиг их и здесь. Действительно, запах стоял здесь крепкий, на полу, усыпанном битой штукатуркой, камнями, валялись консервные банки, бутылки, скомканные газеты. Когда же глаза вошедших привыкли к полумраку, их взорам открылись такие настенные фрески, выполненные углем, что Иринка даже вскрикнула и сказала:

– Ой, мерзость какая! Уйдем же отсюда!

Но Кошмарик только загоготал и стал с интересом рассматривать «живопись», указывая даже пальцем на наиболее удачные образцы. Володя же, насупленный и недовольный собой за то, что завез сюда друзей, сказал:

– Ладно, чего гоготать! Дальше пойдем! Здесь можно пройти из каземата в каземат – посмотрим, как форт устроен был. Идите за мной, только под ноги внимательно смотрите… Кошмарик, судака своего не вырони, а то снова мыть придется.

И они двинулись по анфиладе казематов с низкими сводчатыми потолками. Стены форта на самом деле были такими толстенными, что свет через амбразуры едва проникал в помещения. Кое-где на стенах можно было видеть металлические скобы, порой – вмурованные кольца. В пол были вделаны невысокие рельсы, по которым, как сказал Володя, перекатывались с места на место пушки. Вообще ему тут нравилось, и если бы не Иринка, такая нежная и ранимая, он с Кошмариком с удовольствием поковырялся бы здесь, надеясь найти пусть не сокровища, так что-нибудь занимательное из военного хлама.

Но вот они остановились перед лестницей с полуразрушенными ступеньками, и эта лестница вела в какую-то галерею над соседним казематом. Прохода в этот каземат здесь не было, и волей-неволей нужно было подниматься наверх или пришлось бы возвращаться назад.

– Я не хочу туда! – запротестовала Иринка и даже вырвала свою руку, когда Володя попытался было увлечь девочку наверх. – Довольно мне этой грязи! Ну чего здесь интересного? Пойдемте назад и пообедаем возле воды!

Кошмарику тоже наскучило бродить по казематам, но Володя посчитал бы себя малодушным, не обследуй он галерею, поэтому решительно сказал:

– Ладно! Тогда я сам схожу и посмотрю, что там за галерея, а вы оставайтесь!

И направился было наверх, но тут его в два прыжка нагнал Кошмарик, в руке которого, поддетый под жабры, болтался чищеный судак.

– Погоди, и я с тобой, мне тоже интересно!

И вот они уже поднялись, оставив Иринку внизу. Галерея оказалась очень низкой и узкой, так что идти пришлось, согнувшись в три погибели. К тому же здесь не было амбразур, поэтому свет проникал сюда лишь едва-едва со стороны лестницы, но где-то впереди, только внизу, снова виделся слабый свет, говоривший о том, что там есть выход. Стараясь не удариться обо что-нибудь в этой узкой галерее, держась за стены руками, шли мальчики вперед, продвигаясь шаг за шагом, и сердца их учащенно бились. Наверное, в одиночку никто из них не посмел бы лазать по этой мрачной галерее, но теперь каждый не мог выказать слабость и уйти отсюда. Свет, проникавший в галерею снизу, все приближался, а вместе с тем начинали являться слуху мальчиков чьи-то неясные голоса, и эти голоса, чем ближе подходили Володя и Кошмарик к отверстию, позволявшему их слышать, казались ребятам раздраженными и даже злыми. Однако среди интонаций злобы проскальзывали и звуки, наполненные жалобой и мольбой.

Володя в темноте крепко стиснул руку Кошмарика, а когда они подошли вплотную к источнику света и голосов, то оказалось, что они стоят то ли перед провалом, открывавшимся в нижнее помещение, то ли перед нарочно устроенным люком.

– Ну, думай, думай, Эдуард, как нам с тобой лучше договориться, сам предлагай, какой выход тебе по душе, – донеслось до ушей Володи и Кошмарика теперь уже совсем явственно. – Стоит ли в твоем положении пытаться сохранить товар у себя, но потерять при этом самое дорогое, то, послышался вздох, – что дается человеку один только раз. Понимаешь, о чем речь идет?

– Понимаю, – донесся чей-то жалкий и слабый голос.

– О чем же? – спросили.

– О жизни, – последовал через несколько секунд ответ.

– Вот-вот, Эдуард, – продолжал говорить спокойным тоном тот, кто являлся, видно, хозяином положения. – Ты ведь сам врач, в прошлом конечно, и знаешь, что жизнь из человеческого тела можно извлечь в два счета: кочергой, пулей, утюгом, кулаком, вязальной спицей, гвоздиком даже и даже, сам знаю, обыкновенной спичкой. Так неужели же ты, пожелавший жить на свете красиво при помощи, понятно, других человеков, станешь расставаться с жизнью из-за какой-то ерунды? Верни нам препараты, на которые мы, кстати, имеем точно такое же право, как и ты, и мы сегодня же доставим тебя домой и даже снабдим на прощание отличной жратвой и выпивкой с нашей «Красотки». Или хочешь лежать такой же дохлятиной, как Груздь?

Тут послышались глухие удары, и чей-то стон, длинный и жалобный, донесся до замерших от страха мальчиков.

– Нет! Нет! Я не хочу умирать! Я вам все отдал, у меня больше нет ничего! Вы получили от меня восемнадцать почек и одиннадцать пар глазных яблок, как мы договаривались! Разве я нарушил договор?