Стальное сердце - [42]

И все это означает, что Проект готовится к масштабной акции. Что им нужно? Подавить массовые волнения на периферии советской империи? Или, наоборот, спровоцировать новые, чтобы взять страну под военный контроль? Не знаю. Страшно даже строить версии. Но думать нужно. Чем больше я думаю о Проекте, тем больше шансов, что я найду лазейку, через которую смогу ускользнуть. Именно ускользнуть. Потому что остановить эту махину вряд ли возможно.

Нынешняя власть доживает последние дни. В состоянии ли она контролировать Проект? Знает ли вообще о его существовании? Не зомбирована ли она вся с ног до головы?

Проект явно живет под эгидой КГБ. Но чего стоит пыточных дел мастер с Лубянки рядом с сумасшедшим ученым? А у хорошего ученого, как правило, крыша немного съезжает. Как раз к моменту, когда ему начинают доверять ответственные посты.

Военные тоже ведут какие-то изыскания. Они могли бы оказаться для Проекта не только конкурирующей, но и сдерживающей силой. Но Проект так продвинулся, что военным его не догнать. И танки против его психотронных пушек – ничто. К тому же Проект всегда нападает первым.

Так кто же в стране может удержать эту проклятую махину?

А может… Я ведь уловил – Проекту нужны позарез ведущие операторы. И интерес Проекта ко мне значительно острее, нежели к остальным четверым выжившим Детям. Очень даже может быть, что Проект уперся в меня, как в стенку.

Ну, помучили меня. Ну, обидели. Ну, чуть не убили. Но задрали мою энергетику на такую безумную высоту, что я сам не знаю, материть мне «хозяев» или в ножки им кланяться. И в принципе я Проекту нужен здоровый и дееспособный.

Так что, если я дам им знать, что беру выходной, они наверняка дадут мне отдышаться. Отпустят, гады, поразмыслить.

Но я-то размышлять не буду. Я совершенно точно знаю, что ни за какие блага не стану оператором.

А значит, рано или поздно мы все равно подеремся».

Тим глухо застонал и врезал кулаком по кожуху машинки. От удара в механизме жалобно тренькнул звонок.

«Неужели это все не сон? – подумал он, внутренне содрогаясь от ужаса. – Навязчивые идеи Эфы, блестяще детализированный бред Лебедева, изощренные формы мании преследования у остальных зомби. Шизофренические экзерсисы Рябцева…» Тим рванул футболку, задирая ее до груди. И уставился на розовые пятнышки вокруг солнечного сплетения. Поджившие следы ожогов синего луча.

– Пометили меня, гады… – пробормотал он. – Все, господа-товарищи, брэйк. Тайм-аут. Отпуск за свой счет. Вот прямо сейчас заявление и напишем…

Он встал и пошел на кухню, к телефону, посылать к японе-матери хорошего дядю Рябцева, лучшего друга всех землян.

Часть III ЧЕЛОВЕК

25 февраля – 27 апреля 1991 года

– Не хочешь съездить на один интересный семинар? – спросил Зайцев. – Там уфологи будут в основном, но может быть и…

Тим проглотил остатки кофе и слегка поморщился. В пресс-баре этого напитка варили очень много и очень плохо.

– Не-а, – сказал он лениво. – Все равно НЛО не бывает.

Зайцев больно пихнул Тима локтем в бок. Тот слегка отодвинулся.

– Ты очень доверчивый, Олежка, – пробормотал он. – Да, верно. Ты очень доверчивый. Помнишь, кто впервые произнес эту фразу? Примерно так годик назад?

– Возьму-ка я еще кофе, – сказал Зайцев, поднялся и ушел к барной стойке.

Тим закурил и отвернулся. В укромном темном уголке Смолянинов, озираясь, разливал из-под стола по чашечкам коньяк.

Подошел Зайцев, поставил на стол два «двойных» и принялся размешивать сахар, напряженно глядя в чашку.

Тим раздавил в пепельнице окурок и принялся разглядывать свои ногти. Длинные, красивые, отполированные. Никогда раньше ему не удавалось держать руки в таком безупречном порядке. Вечно он ногти грыз. А теперь перестал.

Зайцев смотрел на Тима с насмешливым сожалением. За последний месяц Тим ощутимо прибавил в весе. Сейчас он буквально излучал здоровье и спокойствие. Почти незнакомое лицо – гладкое, ухоженное, без знаменитых костенковских похмельных синяков под глазами. Никакой щетины на подбородке. Тщательно расчесанные волосы уложены в красивую, почти женскую прическу. Сытая барская физиономия. И никаких больше разговоров о зомби. Даже как-то противно. Очень сильно он переменился за считаные недели. Непонятно. И неприятно.

– А все-таки насчет этого семинара, – начал было Зайцев. – Вдруг там…

– Не надо, Олежка. Я уже все сказал по этому поводу. Ни психотроника, ни даже летающие тарелки меня больше не интересуют. Все. Завязал. Навсегда. Журнал «Наука и жизнь» открыл мне глаза. Знать не хочу шарлатана Полынина и вообще всех этих негодяев-лжеученых, которые задурили головы военным и ГБ и украли пятьсот миллионов рублей народных денег.

– И…

– И маньяк Рябцев тоже не интересует.

– Вот это мне приятно слышать.

– Да ну? – криво усмехнулся Тим. – А ведь с Рябцева все и началось, забыл?

– Как он меня задолбал своей японской разведкой! – возвел Зайцев глаза к потолку.

– Это ты и половины не слышал из того, чем он может задолбать.

– А где он сейчас?

– Он что, тебе нужен?..

Зайцев замялся.

– Сука он, Олег, – сказал Тим горько. – Он сунул нас с тобой носом в дерьмо, а сам сбежал. Бороться за светлое будущее человечества. Если бы мы его действительно интересовали, он бы сейчас нам телефоны оборвал. После «Науки и жизни» и член-корреспондента Александрова с его компроматом. А Рябцев взял руки в ноги и удрал. Плюнь ты на него.