Мкртчян сунул руку за отворот куртки и гаишник отшатнулся — после того, что он увидел сегодня, единственной мыслью было — оружие! Вооружены, гады! Но неизвестный достал только удостоверение, красную корочку, ткнул в окно. Гаишник посмотрел на машину, увидел вторую антенну, козырнул и пошел от греха подальше.
Полковник Андранян — Гурген Степанович Андранян — прибыл на место, когда окончательно рассвело.
Профессиональным взглядом — он окинул «картину» — место преступления. Автозак — стоит на ободах, весь обгорел — значит, подожгли бензобак, может и бутылку бросили. На карачках — ползают хомуты, отмечают что-то мелом и ищут — значит, гильзы. Чуть в стороне — носилки, накрытые снизу доверху. Видно что-то черное, страшное.
Четверо носилок...
Щелкали фотоаппараты — эксперты брали материал для фототаблицы. Следак что-то писал, пристроив разлинованный лист протокола на капоте милицейской машины.
Да... вот и еще один резонанс. Вместо того, чтобы чисто сделать дело... они закопались в говно еще глубже...
Путь же беззаконных — как тьма, они не ведают, обо что споткнутся...
Каждое действие, которое они предпринимали — почти каждое — происходило не так, как планировалось, и приходилось предпринимать еще несколько действий, чтобы ликвидировать или уменьшить масштаб прорыва. Каждое из этих действий — было щедро приправлено кровью...
Он подозвал Мкртчана к своей машине, поманил пальцем
— Что произошло?
— Он не доехал! Мы ждали, там где и надо было, а он не доехал.
— Не доехал...
Полковник нервно закурил. Когда такое происходит — каждый раз предпринимаются меры к тому, чтобы разорвать цепочку, ведущую снизу вверх. Убирают одно звено — а иногда и несколько, чтобы зачистить вглухую. Одним из таких звеньев — является он сам. Конечно, расположен он достаточно высоко — но так ли высоко, чтобы уцелеть.
— Этот... тоже? — он кивнул на стоящий на горелых ободах автозак.
— Четыре трупа нашли — уклончиво сказал Мкртчян.
Водила, начкар, сержант и караульный.
— А пятый где?
Ответа — не было, да и не могло быть. Пятый — получается что пропал. И они все теперь — были на волоске.
— Езжай за мной. Возьми своего.
— Есть...
Двумя машинами — они въехали в Ереван. Полковник — остановил машину около одного из таксофонов, мрачно взглянул на идущих по тротуару людей — больше че6м обычно мужчин, много молодых, кожаные куртки, большие сумки... готовятся к недоброму.
Подкормил аппарат двушками, снял трубку, набрал обычный номер. Этот номер — не числился в справочниках, по документам был установлен на обычной квартире — а на самом деле вел напрямую в один из кабинетов армянской Лубянки. Который тоже занимал — совсем не тот человек, который должен был бы.
— Я слушаю... — уверенный голос
— Это Пятый. У нас ЧП.
Каждый — для конспирации имел номер, каждый мог говорить эзоповым языком, при этом понимая друг друга. Их хорошо, по-настоящему хорошо научили вести тайную войну, которую они сейчас и вели — против своей Родины.
— Что там... — в голосе послышалось раздражение
— Бабушка не приехала. Упала по дороге, не доехав, разбилась сильно — импровизировал Андранян. Даже если слушают — выводы можно делать любые, но доказательством это не будет. Как не будут доказательством злых намерений сами по себе слова «Над всей Испанией безоблачное небо», произнесенные в один прекрасный день пятьдесят лет назад.
— Сильно разбилась?
— Очень сильно. Увезли в больницу, пока не нашел в какую.
— А внуки?
— Внуки со мной. Они ждали ее до утра и все без толку.
В трубке раздался неопределенный звук.
— Я думаю отправить внуков по больницам...
— Много думаешь. Найдем без тебя. Уже можно сказать, нашли.
Черт...
— Понял.
— Внуки пусть будут при тебе. Реши с ними сам.
— Понял.
— До связи. Позвони вечером.
— Есть.
Полковник повесил трубку на рычаг, всем своим существом ощущая, как он устал от всего этого. Как же он от всего этого устал...
Пальцем — он снова подманил Мкртчана. Тот быстро выскочил из машины, подбежал, готовый служить...
— Как? — спросил полковник, и хотя ни по контексту, ни по тексту не было понятно, о чем идет речь, они отлично поняли друг друга. В СССР — некоторые категории населения стали настоящими специалистами по пониманию того, что сказано не было. Слова для понимания — им были не нужны, слова утратили для них смысл, став дымовой завесой для дел.
— Чистюля...
Одним словом — было сказано все. Если еще несколько дней назад — можно было бы продолжить работу... в конце концов, и не таких к делу привлекали, можно было бы просто скомпрометировать и выгнать из органов — то сейчас ни то ни то не подходило. В условиях цейтнота по времени, неопределенности ситуации, постоянного прессинга как со стороны центра, так и со стороны начальства — приемлемы были только самые жесткие меры.
— Отправь в Карабах.
Эти зловещие слова — стали в Армении тем же самым, что в приснопамятные годы гражданской войны слова «отправить в штаб Духонина». Духонин, генерал, последний командующий царской армией — был поднят на штыки в Могилеве анархической толпой солдат и матросов, причем приказ только устанавливающейся Советской власти — не только не предусматривал — но и прямо запрещал это. Не в последнюю очередь — под влиянием расправы с Духониным офицерство поняло, что с новой властью им не по пути и стало формировать Добровольческую армию.
