— Есть.
— Только тихо. Сделаешь?
— Без проблем.
Для человека, который уже совершил несколько убийств — было действительно «без проблем».
— Найдешь меня вечером.
— Есть...
Мкртчан побежал к машине, полковник проводил его взглядом. В принципе — ситуация еще не так что и аховая. Он — опытный пес, ставший бродячим псом людоедом — понял, как делаются дела. Надо переключить стрелки. Как... пока непонятно, но надо. Может, в Москве что-то взорвать, может — в Ленинграде. Но надо чем-то занять Центр, отвести внимание от Армении и тихо, незаметно тут подчистить.
Подчистили же десть лет назад — а тогда сильно проворонили, следы от группы Затикяна вели напрямую в КГБ, какие-то идиоты вместо того, чтобы почистить ДОР[3] просто уничтожили его, но это само по себе показывало, что скрывать есть чего. Из Москвы тогда тоже проверяющие были и чего?
Да ничего. И сейчас ... прорвемся.
Карпет выглядел совсем даже не впечатляюще...
Среднего роста — но видно, что крученый и сильный, лагерной закалки. Такие бывают — накачанное в спортивном зале, на ринге тупое мясо им заменяют стальная воля и готовность идти вперед до конца, чего бы это не стоило. Как будто стальные канаты под кожей вместо мышц. Одет как чиновник — штиблеты, пиджак, причем и то и другое явно заказное. Только рубашка не белая, а черная, какой-то атласной ткани. Галстука нет совсем. Чисто выбритое, смуглое, сухое лицо, черные, цыганские глаза, прямые, с едва заметной проседью волосы. Лет сорока на вид, не видно ни единой татуировки — Попов знал, что их и нет. За все то время, пока Карпет кочевал по лагерям и зонам, пока кентовался в страшном Белом Лебеде — он не сделал ни единой татуировки, приобретя опасливое уважение зэков. Несмотря на то, что это было против правил, биография каждого пацана должна была быть на его теле — зэки уважали его, и только потому, что он шел против течения. Таких — на другом полюсе жизни — всегда уважали...
Вор смерил полковника взглядом.
— Покормили мусорка? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь...
— Не жрет гад... — сообщил один из уголовников
— Брезгует обществом — ернически сообщил второй, но почему-то никто не засмеялся.
Вор перевел взгляд на Попова
— Благодарствую, сыт... — разлепив губы, ответил он
— Останешься ты и ты — вор показал пальцем на двоих.
Было понятно почему — никто, в том числе и вор в законе не мог общаться один на один с полковником государственной безопасности. Паранойя — была нормой жизни в этом душном, затхлом, вонючем, смертельно опасном мирке — и один небольшой, может быть проходной эпизод биографии — мог привести к ее бесславному завершению. Считалось, что контора еще опаснее привычного МВД и лагерного Абвера — может заставить «петь» даже зайца.
Ворье — суетливо покидало комнату
— Пусть выйдут и они... — сказал Попов
— Извиняй, мусорок... — весело сказал Карпет, присаживаясь в кресло — закон есть закон. Ты бы меня взял, ты бы тоже со мной без адвоката не стал разговаривать, так?
— Почему? Может, и стал бы...
— Опер?
— Он самый...
Вор хмыкнул
— Чего, искал меня, мусорок? Ну, вот он, я весь, всей бродяжьей душой нараспашку. Люди Карпетом прокликали. Чего надо?
— А сам не догадываешься...
— А чего мне твои запутки разгадывать, ты мне так — скажи. Люди говорили, у хозяина ты духариком[4] себя проявил, хоть и мент — но не сломался, сапоги лизать не стал. Потому и разговариваю с тобой. А так...
Вор не договорил, но было понятно, о чем речь.
— Поговорить с тобой хочу.
— Так говори. Чифирку дернешь для храбрости?
— Тебя — по аэропорту паровозом ведут[5], знаешь?
— Ну, не первый раз. Не могут сдюжить с преступностью, вот и выдумывают. Во Франции — Фантомас, а у нас — Карпет...
Вор ухмыльнулся, показав золотые зубы. И двое оставшихся — тоже заулыбались.
— Не о том — речь. Дело — по террористическому акту. За это — кто-то отвечать будет. И не соскочишь, того и гляди — лоб зеленкой помажут. Им это самим выгодно — свидетеля нет, расстреляли. Либо ты — либо они.
— А они — это кто? — спросил вор
Попов раздвинул разбитые губы в улыбке
— Руководство КГБ. Кто-то из ереванского горкома. Из республиканских органов. Я не всех еще просек — но вопросов нет, просеку. Они будут отвечать — но только в том случае, если не смогут кого-то подставить. А подставлять — они будут тебя.
— Да и х... им навстречу — грубо выругался вор — ты меня этим испугать, что ли решил? Да я их маму делал! И твою — тоже. Мне ваши запутки, ваша грызня за власть — пох... понял? Я вор. Ты мусор. Чиновник. Вы там свое делите. А у нас — свой кусок.
— Ошибаешься...
— И в чем же?
— А в том, что вы — по всему Союзу. Вот ты — союзный вор, так? Тебя ведь на союзной сходке короновали?
— Может, и так. Запамятовал что-то.
— А эти — немного к другому ведут. Ты вор, Карпет но ты только вор. Для тебя человек в камере, он может быть духовитый, может, стукач, может, шестерка твоя, может — правильный пацан. А для них — другое кино. Для них есть русский, есть азер, есть армян, есть жид. И если ты неправильной национальности, тебя мочить надо. Вот ты, как вор, скажи мне — правильно это?
Карпет повел бровями
— Так ты что ко мне — как к вору за разбором, что ли пришел? Ну, дела, братва... Полковник кагэбэ — к вору в законе идет, и на мусорню да партейных предъяву кидает — мол, не по закону себя ведут граждане! Чудеса!
