Сталинский неонэп (1934—1936 годы) - [29]

. Одну из субъективных причин победы Сталина над его противниками Троцкий видел в том, что «такие свойства интеллекта, как хитрость, вероломство, способность играть на низших свойствах человеческой натуры, развиты у Сталина необычайно и, при сильном характере, представляют могущественные орудия в борьбе». Эти психологические качества поистине неоценимы там, «где дело идёт об отборе привилегированных, об их сплочении духом касты, об обессиленьи и дисциплинированьи масс… и они по праву сделали его вождём бюрократической реакции и термидора» [115].

Эти качества органически дополнялись специфическими особенностями памяти Сталина. «Память — зеркало интеллекта и даже характера в целом. Хорошей и плохой памяти нет. Есть память хорошая в одном отношении, плохая — в другом. Она отражает духовный интерес, общее направление способностей, умственный склад. Память имеет волевой характер. Память Сталина эмпирична. Он очень плохо передает содержание идей, логических систем, теоретических дискуссий. Но он запоминает всё, что выгодно или невыгодно для него. Его память есть прежде всего злопамятство» [116].

Наконец, Сталин отличался удивительным искусством политической и просто человеческой мимикрии, непревзойденной способностью скрывать свои подлинные замыслы от своих будущих жертв. «Сталин был прежде всего реалистом в политике и руководствовался трезвым расчётом,— писал А. Орлов.— Известно много случаев, когда он подчинял этому расчёту свои чувства и эмоции. На пути к власти он неоднократно поступался своим самолюбием, высказываясь в пользу собственных врагов, притом наиболее ненавидимых» [117]. Вплоть до нанесения решающего удара он вёл сложную психологическую игру со многими оппозиционерами, создавая у них впечатление о своём дружеском расположении и готовности забыть о прежних распрях.

Как подчёркивал Троцкий, ещё в 20-е годы Сталин «создал свой пятилетний и даже десятилетний план мести» [118]. Этот чудовищный истребительный план, проводимый по частям, предполагал осуществление в определённый момент рискованных шагов, направленных на то, чтобы накалить до предела политическую и психологическую атмосферу в стране и расчистить путь массовому террору.

Таким шагом явилось убийство Кирова. Подготовляя его в глубочайшей тайне даже от своих ближайших соратников, Сталин одновременно создавал «правовые» предпосылки, позволяющие «на законном основании» развязать государственный террор в небывалых в истории масштабах и формах.

VIII «Правовой фундамент» массовых репрессий

Вскоре после XVII съезда партии Сталин приступил к резкому ужесточению уголовного законодательства. Этот курс, как и другие наиболее жестокие политические акции Сталина, осуществлялся с определёнными попятными движениями и зигзагами.

В начале 30-х годов, когда главное остриё репрессий было направлено на крестьянство, упорно не желавшее мириться с насильственной коллективизацией, сталинскому руководству приходилось принимать известные меры, нацеленные на ослабление массовых беззаконий и произвола. Так, 25 июня 1932 года было принято постановление ЦИК и СНК, в котором отмечалось наличие «значительного числа нарушений революционной законности со стороны должностных лиц и искривлений в практике её проведения, особенно в деревне» [119].

Спустя всего полтора месяца после этого решения был принят написанный Сталиным закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». По этому закону за хищение общественного имущества даже в незначительных размерах предусматривались драконовские меры, вплоть до расстрела. Однако судебные органы при рассмотрении дел о хищениях часто игнорировали этот закон и продолжали применять соответствующие статьи уголовных кодексов, которые не были отменены и предусматривали значительно более мягкое наказание. Так поступали суды Ленинградской области в девяти из десяти случаев рассмотрения уголовных дел о хищениях, суды Московской области в каждом втором случае. Когда же хищения квалифицировались по закону от 7 августа 1932 года, тысячи судей зачастую обращались к статье 51 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов союзных республик, которые давали право применять наказание ниже низшего предела (в данных случаях — менее 10 лет) [120]. Даже Вышинский счёл нужным призвать к «решительному отпору левацки настроенным администраторам», которые «готовы так и воспринять декрет 7 августа — расстрелять и баста! Или — побольше расстрелять да закатать в концлагеря и дело в шляпе» [121].

В 1933 году был создан общегосударственный орган контроля над соблюдением законности — Прокуратура СССР. Эта мера, казалось бы, должна была сузить сферу судебного и внесудебного произвола. Однако, как и всегда, для Сталина на первом плане стояли не дух и буква принимаемых решений, а «кадры», призванные действовать под их прикрытием. Первым прокурором СССР был назначен член партии с 1907 года Акулов, а его заместителем, контролирующим соблюдение законности в органах ГПУ,— Вышинский. В марте 1935 года, когда Акулов был переведён на другую работу, Вышинский занял освободившийся пост прокурора СССР.