Сталинградский Гаврош - [2]

Генка не помнит, как оказался в подвале Дома Красной Армии. В подвале было много людей. То и дело вносили раненых. Вихра жалась к Генкиным ногам и потихоньку прискуливала. Вздрагивал пол, вздрагивали стены подвала. На втором этаже здания располагался госпиталь. Возле Генки положили раненого. Голова — белый кокон из бинтов. Сквозь узкую щель виднелись глаза. Генка сунул ему в руки терн, затем другому, третьему. Стал раздавать терн и гражданским. Вдруг подошла тетка во всем военном и потребовала, чтобы убрал собаку. «Она смирная, — сказал кто-то из раненых и добавил: — И мальчик хороший». Тетка отстала.

На третий день Генка выбрался из подвала и не узнал своего города: вместо домов сплошные руины, повсюду поваленные столбы, покореженный асфальт и убитые — много убитых, их еще не успели убрать. «Домой! — приказал Вихре и еще строже повторил: — Домой!» Вихра потрусила обочиной улицы, иногда недоуменно оглядывалась. Но Генка был все такой же строгий и хмурый. Генкина семья — мать, бабушка, отец, старший брат Димка и сестренка Света — жили на улице Батальонной в собственном доме. Вихра пришла одна, и все всполошились, подумав, что Генка погиб. Отец и брат бегали по улицам, оглядывали убитых, особенно подростков. Генки среди них не было.

Через некоторое время домой пришел Генка, осунувшийся, почерневший, с неподвижным, будто застывшим взглядом. В зимбиле еще был терн, но совсем мало…

Вот так в Генкин дом пришла война, жестокая и беспощадная.

Генка, как все на свете мальчишки, испытывал особое отношение к военным и, конечно, тянулся к ним. Задолго до этого дня охрану нефтеналивных баков, или нефтесиндиката, который тянулся вдоль Волги до самого «Красного Октября», вел зенитно-пулеметный батальон. Комбат встал на постой к Генкиным родителям. По этой причине Генка часто бывал в расположении батальона, а со временем стал там своим человеком, помогал солдатам набивать ленты патронами. Он уже знал, что патроны с черным кончиком бронебойные, а с красным — трассирующие.

Комбат любил разговаривать с бабушкой. Кто они, откуда? Бабушка охотно отвечала, что родом они из Чира и что они донские казаки. А Чир от Сталинграда верст сто пятьдесят будет. Не менее охотно рассказывала она об обычаях донских казаков. Разговоров с отцом или матерью комбат почему-то избегал. Как-то, рассказывая о себе солдатам, комбат поведал, что он из Чира, что он донской казак, и стал рассказывать о казачьих обычаях.

— Так ваш дом рядом? — удивились солдаты. — А почему не съездите?

— Война, — развел руками комбат.

Чем больше слушал Генка, тем больше удивлялся, потому что комбат чуть ли не слово в слово пересказывал бабушкин рассказ, только применительно к самому себе. Задумался Генка, а понять ничего не может. Вскоре и вовсе произошла странная история: в какой-то день над баками внезапно появились итальянские штурмовики.

— Без моего приказа не стрелять! — скомандовал комбат. Некоторое время штурмовики хорошо были видны, а потом нырнули в облако. Тогда-то и последовали запоздалые и бесполезные выстрелы.

Через несколько минут к батальону подкатила «эмка», из которой выскочил разгневанный полковник.

— Почему огонь не открывали, комбат? — строго спросил он.

— Они в облако ушли, — последовал ответ.

Генка не утерпел и встрял в разговор военных.

— Не-е, они вот были, вот, — заговорил Генка и стал показывать, где были самолеты. — Это уж потом в облако…

— А что здесь мальчишка делает? — удивился полковник.

— Это наш друг, — объяснили ему солдаты. — Он помогает нам, а наш комбат квартирует у его родителей.

— Странно, — проговорил полковник, — мальчишка увидел самолеты до облака, а вы не видели…

Комбата увезли, и с тех пор его Генка не видел. Он так и не узнал, кем был его кумир на самом деле.

Август. Немцы на Мамаевом кургане. Простреливается Волга, простреливается город. Каждое подозрительное для них движение накрывается миной или снарядом. Вода стала таким же дефицитом, как хлеб. К Волге без риска не подойти. Генка подходил, потому что знал каждую потяжинку, рытвину, бугорок. На этот раз только вышел к дороге — наперерез «виллис», остановился. В машине капитан и четыре солдата. Возле машины стояли три женщины и жаловались на войну, спрашивали у них, когда это кончится.

— Где нефтесиндикат? — спросил капитан. Генка показал.

— Но там немцы, — сказал он.

— Садись с нами, покажешь дорогу, — сказал капитан и протянул Генке шоколадку. Генка заметил, что солдаты к чему-то прислушивались и все время озирались. В это время из балки от Волги показалась группа бегущих наших солдат. «Виллис» рванул с места и умчался, покатил в сторону синдиката по улице Батальонной.

— Куда он делся? — спросил подбежавший солдат. Он тяжело, запалисто дышал.

— К мосту поехал, к нефтесиндикату, — ответил Генка.

— Мост взорван, — сказал солдат и спросил: — Чего они спрашивали?

— Дорогу на нефтесиндикат, — ответил Генка. — Меня с собой хотели взять. Шоколадку дали.

Генка показал шоколадку. Солдат покрутил ее в руке и крепко выругался:

— Немецкая. Немцы это были, понимаешь, переодетые. Разведка.

Он что-то крикнул своим товарищам, и все побежали в сторону моста. А оттуда уже взвились две ракеты, красная и белая. Немцы указали цели своим, догадался Генка.