Сталинградские были - [28]

— Правильно, — одобрил Каргин. — Нечего высвечивать нас гитлеровцам.

Ветер крепчал. Волны становились все выше и выше. Тяжело груженную лодку все время сбивало вниз по течению. Пока доплыли до средины реки, лодка отошла от курса не меньше чем на четверть километра.

— Давай, сынок, правее! — кричал Каргин.

=— Есть, правее! — отвечал Панин, налегая на весла.

Волны мчались, наскакивая одна на другую. Они яростно бросали лодку то вверх, то вниз, старались повернуть ее бортом к ветру. Каргин и Панин работали самозабвенно.

Им оставалось проплыть еще метров сто, чтобы почувствовать себя в безопасности.

Вдруг несколько ракет пробороздили небо, залив реку ослепительным светом. Гребцы, маскируясь, прижались к ящикам. Лодка на миг остановилась, а потом, поддавшись напору ветра, стремительно пошла вниз по течению — туда, где немецкие части вышли к Волге.

Снова началась отчаянная борьба со стихией. Поставив лодку наперерез волнам, Каргин и Панин гребли изо всех сил. Боролись долго и упорно. Лишь перед рассветом притих яростно бушевавший всю ночь ветер. Небо посветлело.

Плыть и ориентироваться стало легче.

Но тут по волнам пробежал яркий луч прожектора. Гитлеровцы, зная, что в эту пору обычно идет переправа через Волгу, открыли по реке минометный и пулеметный огонь.

Что-то тяжелое со свистом шлепнулось в воду, рвануло, подбросило лодку, как игрушечную.

Панин почувствовал, как неведомая сила толкнула его, ударила о ящик. В ушах отчаянно зазвенело, потом все потонуло в немой тишине.

Сознание вернулось мгновенно, как после легкого забытья. Он хотел подняться, но не смог — руки, ноги, голова были будто чужие. Он подумал, что это конец. Стало обидно, что он, Сергей Панин, уже больше не увидит ни своих товарищей, ни долгожданного Дня Победы…

«А как же теперь Каргин один будет гнать лодку?..» — мелькнуло у него в голове.

Огромным усилием воли Панин стряхнул с себя оцепенение. Открыл глаза. Лодка беспомощно плыла вниз по течению.

— Папаша!.. Каргин!.. — крикнул Панин.

Но Каргин не ответил. Он сидел, прислонясь к ящику, низко свесив на грудь голову, и не шевелился.

«Убит…»

Крупные слезы текли по впалым щекам Панина, мешаясь с брызгами речной воды. Он поднял тело друга и бережно перенес на нос лодки. Сам сел на корму и крепко вцепился в весла.

— Доплыву, все равно доплыву, — бормотал он, будто с кем споря.

Он забыл о страхе, о боли в голове, о кровавых мозолях на руках, об усталости, сводившей натруженные плечи. В сознании осталась лишь одна мысль, жгучая, сверлящая: во что бы то ни стало доставить снаряды.

Снаряды. Их с нетерпением ждут товарищи, готовясь отразить вражескую атаку, которая начнется с рассветом. От того, успеет ли он вовремя доставить боеприпасы, зависит исход боя, жизнь многих людей. Мысль эта придавала Панину силы. Он греб, не замечая ни усталости, ни вражеского обстрела.

Знакомый хлопающий звук донесся до него. Мина ударилась о воду, и сотни осколков, визжа, разлетелись в стороны, обдав Панина фонтаном брызг. Он протер глаза и увидел, что в борту лодки, чуть повыше ватерлинии, зияла большая пробоина. Даже при небольшой волне вода набегала в лодку и растекалась под ящиками. «И товарища потерял, и груз гибнет…» — с отчаянием подумал Панин.

Он посмотрел на мертвого Каргина, как бы ища у него помощи и совета. «Век прожить — не поле перейти, — вспомнилось ему. — Нет, не сдамся!» — сказал себе Панин. Он снял шинель, наложил ее на пробоину, придавил, ящиком и снова сел за весла.

Но вода под ногами заметно прибывала. Еще немного— и лодка пойдет ко дну.

В утренних сумерках бойцы увидели, как к берегу подошла тяжело груженная лодка, буксируемая плывущим человеком. Пошатываясь, он вышел из воды, постоял несколько секунд и безмолвно, как сноп, упал на землю.

— Товарищи, да это же Панин! — крикнул кто-то.

Бойцы подбежали к нему. Он лежал, закрыв глаза. Его неподвижное, осунувшееся лицо выражало смертельную усталость и, казалось, полное безразличие ко всему окружающему.

Бойцы бережно перенесли товарища в подвал и прикрыли шинелями.

Прибежал командир роты. Он нагнулся над Паниным и осторожно, словно боясь потревожить, поцеловал его в мокрый лоб.

Панин открыл глаза, узнал командира и тихо проговорил:

— Запоздали… Погода помешала… А потом папашу, Каргина, убило… Пришлось одному.

— Спасибо, друг. От имени Родины спасибо, — взволнованно сказал командир.

— Не меня — Каргина благодарить надо, — сказал Панин и заплакал. — Разве же я без него смог бы?..

Артиллерийский залп донесся до них. Сталинградцы отражали новую атаку врага. Орудийные выстрелы, нарастая с каждой минутой, гремели как салют в честь астраханского рыбака Владимира Каргина, отдавшего жизнь за Родину и победу.

Слушай мою команду!

Солдат скуп на похвалу, а на войне тем более. Но для критики всегда найдет причину. Хороший обед, скажем, сварил повар, да, вишь, соли мало положил. Красива шинель с разрезом, а спать под ней плохо — поддувает. Казалось бы, бронебойку нельзя не похвалить — замечательное оружие, но и тут прицепка есть: мало патронов сразу заряжается. Бывает и такой разговор: убил товарищ за день пять гитлеровцев, а почему не шесть? Подбил танк, почему не два? Словом, трудно угодить на требовательный солдатский вкус.