Сталинградские были - [29]

Но вот о подвиге группы саперов из сибирской дивизии сталинградцы отзывались не иначе как с полным одобрением. Уж очень смело провели те боевую операцию, так смело, что и придраться не к чему.

Упорное сопротивление Советской Армии в Сталинграде вызвало у немецкого командования серьезные опасения за дальнейший успех на этом участке. Но оставить в покое город Гитлер и не думал: это был бы большой удар по его военному и политическому престижу. И вот тогда гитлеровцы направили свой главный удар на заводской район, а острие удара — на завод «Баррикады».

Тактика врага была ясна: развивая наступление, приковать силы Советской Армии к этому району и в то же время скрытно подготовить удар на новом участке.

В одно утро после мощной огневой подготовки гитлеровцы пошли в наступление. Атаки чередовались одна за другой, перемежаясь с мощными авиационными ударами и артиллерийскими налетами. Но на их пути встала боевая сибирская дивизия.

Камни, спрессованные металлические стружки и обрезки, тавровые балки, трамвайные рельсы — все это сибиряки использовали для баррикад и завалов. В дело пустили даже кровати, матрацы, кухонные плиты, столы, диваны, — словом, все, что попадало под руку. Свои сооружения они укрепили окопами, блиндажами, ходами сообщения, минными полями и сложной системой артиллерийского и стрелкового огня.

Не одна немецкая дивизия истекла кровью на этом участке, но гитлеровские генералы не жалели ни живой силы, ни техники и продолжали лезть напролом. Вой пикирующих бомбардировщиков не умолкал ни на минуту. В сплошной гул сливались взрывы. Как подкошенные, оседали дома и заводские корпуса, рассыпались кирпичные и каменные стены. Железобетон и тот не выдерживал. А сибиряки стояли. И не только стояли, а изматывали врага, перемалывали его технику, хотя и у самих сил с каждым днем становилось все меньше и меньше.

— Наша оборона будто худой плетень стала, — сказал начальник штаба дивизии. — Одну дыру залатаем, волк в другую лезет. Да и латать уже нечем. Хорошо еще, что стыки полков не нащупали…

Сапер Илья Брысин, углублявший ход сообщения к командному пункту, не разобрал, что говорил дальше начальник штаба, но догадался, что стыки являются слабым местом в обороне дивизии и что прикрыть их нечем. Он, конечно, не мог предугадать, как будут развиваться события, если враги нащупают стыки, но рассудил правильно: «Раз у командования дивизии никаких подвижных резервов не осталось и ждать их пока неоткуда, значит, надо быть наготове нам, саперам».

Этот вывод скоро подтвердился. Ночью разведчики сообщили, что перед стыком двух полков сосредоточиваются немцы. Командованию дивизии взять людей было неоткуда. Тогда решили направить для прикрытия уязвимого места десять саперов во главе с лейтенантом Павловым.

Дул сильный ветер. Он собирал где-то в степи сухой снег, мешал его с песком и зло бросал в лицо бойцам. На пути их то и дело попадались ямы, завалы, искореженные орудийные лафеты, спирали колючей проволоки, зарядные ящики, помятые и пробитые каски. Но саперы были привычны к ночным переходам и бесшумно продвигались вперед.

До места назначения оставалось уже совсем немного — каких-нибудь сто — сто пятьдесят метров, как вдруг в небо взвилась ракета, рассыпав за собой яркий зеленый след. Грохнули выстрелы. Вблизи разорвалась мина. Ее осколки остервенело взвизгнули в воздухе. Лейтенант Павлов, шедший впереди, неловко взмахнул руками и упал. Саперы растерянно столпились возле убитого командира.

Илья Брысин мгновенно понял, к чему может привести это замешательство. Он выступил вперед и хрипловато крикнул, преодолевая природную стеснительность:

— Группа, слушай мою команду! Товарищ лейтенант убит, но боевая задача должна быть выполнена. Ясно? За мной!

Поправил сумку с гранатами и пошел вперед.

Саперы двинулись за ним.

Задворками, ныряя в проломы стен и заборов, они выбрались к назначенному месту и расположились в развалинах.

Только теперь Брысин почувствовал, как дрожали у него руки и ноги. Он никак не мог понять, отчего это: то ли от усталости и напряжения при ходьбе, то ли от тяжести гранат, которые он нес в вещевом мешке, то ли от чувства ответственности, принятой на себя после смерти лейтенанта. Он посмотрел на товарищей. Бойцы тяжело дышали, как после утомительной работы, молча вытирая рукавицами мокрые лбы. Только Копцов, прибывший в Сталинград с последним пополнением, как ни в чем не бывало сидел на земле и беспечно позевывал, прикрывая рот широкой ладонью.

— Ленив ты, братец, ой и ленив, — сердитым шепотом сказал ему Брысин. — Смотрю я на тебя, и кажется мне, будто ты у нашего каптера на выучке был. Все замашки его.

— Это какие такие «замашки»?

— Самые поганые: держаться подальше от дела, поближе к кухне, медленно спешить и думать только о себе..» Ты почему не пособил Костюченко нести патроны?

— А он меня не просил, — ответил Копцов.

— Отговорок у тебя, видать, на всю жизнь припасено, а вот заботы о товарище и на один час не нашлось, — сказал Брысин и отвернулся.

Ветер, как это часто бывает перед утром, утихомирился, и дым из блиндажей сизыми свечами поднимался к посветлевшему небу. Ни шороха вокруг. Только галки порой с резким криком перелетали с места на место.