Сталин. После войны. Книга 1. 1945–1948 - [48]

Виноват – не виноват? Было или не было? Оговор – или правда? В каждой ситуации раскрытия антигосударственной деятельности вставали такие вопросы. В качестве примера приведем еще один фрагмент из книги Константина Симонова «Глазами человека моего поколения». Глава Союза писателей А. А. Фадеев как-то раз рассказал ему следующую историю. В 1937 году был арестован Михаил Кольцов, блестящий журналист и писатель, автор знаменитой книги «Испанский дневник». Легенда советской журналистики. Что, однако, не помешало ему быть активным троцкистом…

После его ареста Фадеев пишет записку Сталину, что многие не верят в виновность Кольцова, и он сам тоже не может в это поверить, считает нужным сообщить об этом широко распространенном впечатлении от происшедшего и просит принять его.

«Через некоторое время Сталин принял Фадеева.

– Значит, вы не верите в то, что Кольцов виноват? – спросил его Сталин.

Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется в это верить.

– А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить»[248].

После этих слов Сталин вызвал Поскребышева и приказал дать писателю две увесистые папки, усадить его за стол, после чего привести вновь. Фадеев сел и начал читать…

«Показания, по словам Фадеева, были ужасные, с признаниями в связи с троцкистами, с поумовцами.

– И вообще чего там только не было написано, – горько махнул рукой Фадеев, видимо, как я понял, не желая касаться каких-то персональных подробностей. – Читал и не верил своим глазам. Когда посмотрел все это, меня еще раз вызвали к Сталину, и он спросил меня:

– Ну как, теперь приходится верить?

– Приходится, – сказал Фадеев.

– Если будут спрашивать люди, которым нужно дать ответ, можете сказать им о том, что вы знаете сами, – заключил Сталин и с этим отпустил Фадеева»[249].

То же касается и Виктора Абакумова, который вообще забыт, хотя и руководил контрразведкой СМЕРШ и «органами» почти пять лет. В качестве вишенки на торте – история, описанная в мемуарах Павла Судоплатова, который работал под начальством товарища Абакумова.

«С Абакумовым мы практически не общались, пока в один прекрасный день я неожиданно не услышал по телефону требовательный и уверенный, как обычно, голос Абакумова:

– До меня дошли слухи, что ваши сыновья планируют покушение на товарища Сталина.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказал, – ответил Абакумов.

– А вы знаете, сколько им лет? – спросил я.

– Какая разница, – ответил министр.

– Товарищ министр, я не знаю, кто вам об этом доложил, но подобные обвинения просто невероятны. Ведь моему младшему сыну – пять лет, а старшему – восемь.

Абакумов бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного слова на темы, не касавшиеся работы. Он ни разу не встретился со мной, хотя я и находился в его непосредственном подчинении. Все вопросы решались только по телефону»[250].

Вряд ли Павел Судоплатов, отсидевший при Хрущеве 15 лет, стал бы шутить, выдумывая подобные истории…

Опала маршала Жукова

Был у «Авиационного дела» еще один важный аспект: у маршала Новикова во время допросов активно интересовались контактами с маршалом Жуковым. Именно он рекомендовал Сталину кандидатуру Новикова на пост главкома ВВС, они были связаны настолько, что Новиков даже получил прозвище «Летающее крыло Жукова»[251]. Дружба с Жуковым, которая стала катализатором карьеры Новикова, в 1946 году оказалась одной из причин ее резкого обрыва.

Георгий Константинович Жуков – безусловно, одна из самых ярких звезд полководческого Олимпа Великой Отечественной войны. Маршал Голованов так описывал его: «О Георгии Константиновиче Жукове. Я бы сказал, что он является характерным представителем русского народа. Дело в том, что Г. К. Жуков стал полководцем, и не просто полководцем, а выдающимся полководцем, не имея, по сути дела, ни военного образования, ни общего. Все, что имелось в его, если можно так выразиться, активе – это два класса городского училища. Никаких академий он не кончал и никакого законченного образования не имел. Все, что он имел, – это голову на своих плечах. К этому можно прибавить курсы по усовершенствованию, что, конечно, не может быть отнесено к какому-либо фундаментальному образованию, да и называются-то они курсами по усовершенствованию того, что человек уже имеет. Действительно, сколько таких самородков дала Русь за время своего существования… Что касается отношений Верховного с Георгием Константиновичем, то эти отношения я бы назвал сложными. Имел Верховный претензии и по стилю работы Жукова, которые, не стесняясь, ему и высказывал. Однако Сталин никогда не отождествлял личных отношений с деловыми, и это видно хотя бы по всем тем наградам и отличиям, которые получены Жуковым. В книге авиаконструктора А. С. Яковлева говорится, что Сталин любил Жукова. Это, к сожалению, действительности не соответствует»[252].

В чем причина? Может быть, как это часто пишут, опять-таки либеральные историки, готовые полюбить Жукова только за то, что его не любил Сталин, – «вождь опасался маршала?». Видел ли Сталин опасность в «маршале Победы»? Думаю, что переживший массу заговоров партийной и военной верхушки в 30-е годы, он был предельно осторожен. Учитывая будущую роль Жукова в аресте Берии летом 1953 года, его вмешательство в попытку старой сталинской гвардии «и примкнувшего к ним Шепилова» сместить Хрущева, мы можем предположить, что его амбиции родились задолго до смерти вождя. О чем в своих показаниях, кстати, и скажет маршал Новиков: «За время войны, бывая на фронтах вместе с Жуковым, между нами установились близкие отношения, которые продолжались до дня моего ареста… Касаясь Жукова, я прежде всего хочу сказать, что человек он исключительно властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и угодничество перед ним и не может терпеть возражений»