Сталин и его подручные - [59]

Дзержинский попросил Ягоду написать доклад о «совершенно открытой явной спекуляции, обогащении и наглости», убеждая ЦК, что ОГПУ надо разрешить высылать из крупных городов спекулянтов с семьями, конфисковывать их собственность, заселяя таким образом безлюдные пустыни Северной России и Сибири. Политбюро согласилось только на вялые меры против контрабандистов и владельцев питейных заведений, так как Наркомфин, выступив против узколобого пуританства Дзержинского, заступился за свободную городскую торговлю.

Осенью 1924 г. Бухарин нанес тяжелый удар по самосознанию ОГПУ:

«Дорогой Феликс Эдмундович… я считаю, что мы должны скорее переходить к более «либеральной» форме Соввласти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления (под руководством партии naturaliter) и проч…Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих власть ГПУ и т. д. Поймите, дорогой Феликс Эдмундович (Вы знаете, как я Вас люблю), что Вы не имеете никакейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах и к Вам лично, и к ГПУ как к учреждению…» (32)

Дзержинский передал письмо Менжинскому, сопроводив комментарием:

«Такие настроения в руководящих кругах ЦК нам необходимо учесть – и призадуматься. Было бы величайшей ошибкой политической, если бы партия по принципиальному вопросу о ГПУ сдала бы и дала бы «весну» обывателям – как линию, как политику, как декларацию. Это означало бы уступать нэпманству, обывательству, клонящемуся к отрицанию большевизма, это была бы победа троцкизма и сдача позиций. Для противодействия таким настроениям нам необходимо пересмотреть нашу практику, наши методы и устранить все то, что может питать такие настроения. Это значит, мы (ГПУ) должны, может быть, стать потише, скромнее, прибегать к обыскам и арестам более осторожно, с более доказательными данными… Необходимо пересмотреть нашу политику о выпуске за границу – и визы…»(33)

Палачей заставили взять другой курс. ГПУ подверглось критике и со стороны наркоминдела Чичерина: чекистские методы подрывали его дипломатические усилия за границей. Нарком юстиции Николай Крыленко, возвращаясь к той законности, которой его в свое время учили, тоже давил на ОГПУ: он требовал, чтобы даже государственными преступлениями ведала прокуратура, подчиненная его комиссариату. Дзержинский пожаловался Зиновьеву:

«Для ОГПУ пришла очень тяжелая полоса. Работники смертельно устали, некоторые до истерии. А в верхушках партии известная часть начинает сомневаться в необходимости ОГПУ (Бухарин, Сокольников, Калинин, весь НКИД)» (34).

Дзержинский особенно негодовал на попытки Крыленко узурпировать роль ОГПУ – если Наркомюст возьмет на себя политические дела «в момент изменившейся политической обстановки, то это будет грозить самому существованию Союза» (35).

ОГПУ начало изображать себя клубом принципиальных юристов и интеллигентов; тем не менее в 1925 г. было казнено 2550 человек. ОГПУ кое-где навело порядок в лагерях и уволило некоторых садистов. В один из многочисленных лагерей особого назначения между Мурманском и Архангельском, где свирепствовали чекисты, опозорившиеся в Москве или Петрограде и теперь истребляющие несчастных заключенных, ОГПУ даже послало комиссию. Лагерь в Холмогорах, где начальствовал литовец Бачулис, можно сравнить только с гитлеровским концлагерем: отсюда ОГПУ перевезло на Соловецкие острова еще не полностью замученных заключенных вместе с охраной. В 1929 г. Сталин и Ягода распорядились о расстреле шестисот человек из охраны вместе с большей частью заключенных.

Отступление ОГПУ поощряло либералов в партии. Одна комиссия даже обвинила ОГПУ в 826 незаконных убийствах и в широкомасштабном взяточничестве. Луначарский, Крыленко и Радек опасались, что палачество развращает гэпэушников, и требовали, чтобы только уголовные занимались заплечными делами. Так, в 1924 г. знаменитый серийный убийца Культяпый был выпущен с каторги и назначен тюремным палачом. ОГПУ не могло, однако, обойтись без молодых энергичных садистов – Михаил Фриновский, еще один, как Сталин, семинарист, ставший убийцей, поднимался по службе, пока не стал наркомом Военно-морского флота СССР в 1938 г.; Всеволод Балицкий, который пытал и насиловал своих жертв в Киеве, стал начальником ГПУ и потом наркомом внутренних дел Украинской ССР – по приказам Сталина в 1933 г. он морил всю крестьянскую Украину голодом (36).

Старшие кадры ОГПУ, если хотели сохранить свои удельные княжества, должны были помогать новому хозяину в его интригах. В 1925 г. Сталин одного за другим выкорчевывал возможных соперников – он был «мастер-дозировщик», как его обозвали Бухарин и другие жертвы, слишком поздно почувствовавшие кумулятивный эффект этих малых доз яда. Манипулируя соперниками, чтобы уничтожить врагов, Сталин показывал свой истинный талант. Он использовал свое глубокое понимание человеческой подлости; умел быть начеку и работать, пока противники спали или поправлялись; сохранял великолепное спокойствие перед лицом чужого праведного гнева; постиг теорию игр в мере, доступной лишь лучшему игроку в покер. Он обещал ОГПУ, что доверит ему ведущую роль в управлении государством.